Странно было вот так видеть Мор среди фейри, как будто она сама уже наполовину фейри. У меня возникло очень странное чувство. Она казалась такой далекой. Не то чтобы покрылась листвой или что-то в этом роде, но я бы не удивилась.
Вечером я позвонила Виму и все, как могла, ему пересказала.
– В чем риск? – спросил он.
– Ну что застрянешь в волшебстве или что оно затронет больше, чем должно.
– Что значит: застрянешь? Ты о смерти? – Он как будто задохнулся на том конце провода.
– Наверное, да.
– Наверное! Слушай, я еду!
– Не надо, – сказала я. – Все будет хорошо. Он знает, что делает.
– Я далеко не так уверен, как ты.
По телефону очень трудно договориться, так не хватает выражения лица, жестов, всего. Не уверена, что сумела его по-настоящему успокоить.
С умиранием, ну, на самом деле со смертью, штука в том, что есть разница между теми, кто знает, что в любое время может по-настоящему умереть, и теми, кто не знает. Я знаю, а Вим нет. В этом все дело. Я никому не пожелаю того ужасного мгновенья, когда я поняла, что мчащиеся на нас фары – настоящие. Но кто этого не понимает, те думают, будто есть опасные вещи, которые могут вас убить, а остальное безопасно. А выходит иначе. Мы уже миновали опасность, про которую знали, что она грозит смертью, и просто переходили дорогу. Не думаю даже, что она желала нам смерти. Мы были ей полезнее живыми.
Это нужно сделать на закате, а он, согласно «Дейли Мейл», в половину шестого.
Вторник, 19 февраля 1980 года
После обеда я на автобусе поехала в верховье долины. Тетушке Тэг надо было в школу на собрание, а потом мы с ней собирались встретиться в «Феду Хир» в семь часов, когда пускают посетителей. Я сошла с автобуса в Аберкумбое, у развалин паллетного. Было еще рано. Я пожалела, что не нашла себе какого-нибудь занятия до времени, вроде как повстречаться с Мойрой, Ли и Насрин. Подумала, не позвонить ли им, но потом вспомнила вечеринку у Ли, где мы виделись последний раз, и что они мне больше не подруги, просто знакомые. Они захотели бы все узнать про Вима и обсуждали бы его на свой манер, обесценив мои настоящие чувства.
На ржавой железной ограде у поворота к паллетному висел плакат: «Проект возвращения земли. Местный совет Мид-Гламоргана». У меня сердце воспрянуло, потому что вспомнился поход лордов Гондора. Мы называли это место Мордором, и Мордор пал. Адское пламя потухло. На некоторых деревьях виднелось немножко зелени. Фейри вокруг не было. Нога у меня побаливала – не сильно, но достаточно, чтобы их разогнать.
Печи остыли, а все окна оказались повыбиты. Жалкое зрелище – руина пятилетней давности, еще не такая развалившаяся, чтобы стать твердыней фейри. Вывеска про собак покосилась. Собаки, если здесь были собаки, ушли вместе с работниками. Темный пруд до сих пор выглядел зловеще, хотя по берегам выросла трава. Я прошла на дальний конец фабрики, откуда, подняв глаза, можно было видеть холмы, и села в одной из ниш. Я хотела отдохнуть, чтоб боль в ноге уменьшилась до привычного нытья, которое фейри выдерживают. Я читала «Прикосновение странного» – блестящая книга и красиво написана, хотя и странноватая. Это рассказы. Я рада, что хоть один подарок от Вима оказался удачным.
Дочитав, я, вместо того чтобы взяться за «Врата Иврил», стала проверять, смогу ли разогнать боль в ноге, как на иглоукалывании. Это не настоящее волшебство, хотя и волшебство. Эта магия не затрагивает мир и ничего в нем не меняет. Она вся внутри тела. Сидя там, я подумала, что магия есть во всем. Фейри больше существуют в магии, чем в мире, а люди больше в мире, чем в магии. Может быть, фейри – кроме тех, которые заблудившиеся умершие люди, – это концентрированная, олицетворенная магия? А Бог? Бог есть во всем, проникает всюду, он порядок вещей, их движение. Вот почему чары так часто оборачиваются ко злу – потому что они идут против этого порядка. Я почти различала узор, порядок в смене солнца и туч над холмами, а боль удерживала чуть в стороне, где она не могла мне повредить.
Глорфиндейл появился первым, а за ним все остальные. Никогда не видела такого парада фейри, даже в прошлом году, когда нам пришлось остановить Лиз. Взглянув на Глорфиндейла с точки зрения нового понимания магии и прочего, я решила, что не буду больше так его называть, втискивать в вычитанный в книге порядок. Имя – не он сам, хотя имена и удобные ярлыки. Фейри были повсюду, окружили меня, теснили. Никто мне не велел что-то особенное принести, и я ничего не взяла, но была наготове.
Солнце уже уходило за холмы. Глорфиндейл без разговоров повел нас обратно к пруду. Я могла бы и догадаться, что это будет там. Я остановилась на берегу. Мор подошла ко мне. Она выглядела такой молодой и в то же время такой далекой. Мне трудно было смотреть на нее. Выражение лица у нее стало, какое обычно у фейри. Она выглядела собой, но уже далеко ушла от той, кем была, в волшебство. Она уже казалась больше фейри, чем человеком. Я достала свой перочинный ножик, собиралась надрезать себе большой палец для колдовства, но Глорфиндейл – не могу думать о нем иначе – покачал головой.
– Соединись, – сказал он. – Исцели.
– Что?
– Разломаны. – Он показал на Мор и на меня. – Будь вместе.
Вперед вышел фейри, подаривший мне палку.
– Делай, будь вместе, – сказал Глорфиндейл. – Останься.
– Нет! – сказала я. – Мне не этого надо. И вам тоже. На полпути, – так ты сказал на Хеллоуин. Так я и тогда могла бы, если бы захотела.
– Останься. Исцели. Соединись, – повторял Глорфиндейл.
Фейри-старик коснулся моей палки, и она стала ножом, острым деревянным ножом. Он показал, будто втыкает его мне в сердце.
– Нет! – вскрикнула я и выронила его.
– Жить, – сказал Глорфиндейл. – Среди. Вместе.
– Нет! – Я стала отступать от ножа, медленно, потому что он, конечно, был моей палкой, а без нее я быстро двигаться не могла. Мор подобрала ее и протянула мне.
– За смертью, – сказал старик. – Жить среди, становиться, сливаться. Вместе. Исцеленными. Сильными, достигшими, любящими, навсегда спасенными, навсегда сильными, вместе.
– Нет, – уже спокойнее повторила я. – Послушайте, я не этого хочу. Той зимой – может быть, сразу, как это случилось, но теперь нет. Мор знает. Глорфиндейл знает. Я ушла дальше. Многое произошло. Я изменилась. Может, вы видите во мне отломанную половинку пары и моя смерть кажется вам средством связать разорванные концы и укрепить связь с реальным миром, но для меня все по-другому. Не теперь. У меня есть дела.
– Делаешь так делай, – сказал он, и на этот раз я не услышала в его словах поддержки. – Помогай. Соединяйся. Действуй.
Мор держала нож острием ко мне. Кругом были фейри; осязаемые, материальные фейри теснили меня к ножу. Я знала, что и нож материальный. Я на него не одну неделю опиралась. Я установила с ним магическую связь, а он со мной.
