Вот в чем я всегда ошибалась. Я хотела волшебства. Как в книгах. Но если волшебство действует как в книгах, то скорее как в «Резце небесном». Мы думали, что паллетный развалится у нас на глазах, а на самом деле в Лондоне уже несколько недель как решили его закрыть, только этого бы не случилось, если бы не наши цветы. Волшебство было бы легче ухватить, действуй оно как в книгах. А так, если у вас скептический склад ума, от него легко отмахнуться, потому что всегда найдется разумное объяснение. Оно всегда действует через реальный мир, и поэтому его всегда можно отрицать.
Вот и с письмом матери так. В нем шипы, но эти шипы не проявятся, если его кому-нибудь показать. Она предлагает прислать мне фотокарточки Мор, когда я отвечу. Она говорит, что скучает, но что теперь очередь отца немножко обо мне позаботиться – за такое рассуждение мне хочется ее придушить. А на конверте ее неподражаемым почерком аккуратно выведено: «Морвенне Марковой», и, значит, ей известно, под каким именем я живу.
Мне страшно. Но карточки я хочу и почти уверена, что здесь ей меня не достать.
Суббота, 22 сентября 1979 года
Сегодня дождь.
Я ходила в Освестри, ближний городок – едва ли он заслуживает такого названия, купить Шарон шампунь. Ей, как иудейке, нельзя пользоваться деньгами по субботам. Нашла библиотеку, но она закрывается в полдень. Зачем нужна библиотека, которая по субботам закрывается в полдень? Как это по-английски, честное слово! Книжных магазинов нет, но в «Смитсе» торгуют книгами – только бестселлерами, но это лучше, чем ничего.
Вернулась и остаток свободного времени провела в библиотеке, краснела над «Колесничим». Раньше до меня не доходило, что те герои греческих саг Рено, что влюбляются друг в друга, гомосексуалы, но теперь я поняла, что, конечно, так и есть. Я читала с опаской, как будто кто-то готов был отобрать у меня книгу, словно они знали, о чем она. Поражаюсь, что такая попала в школьную библиотеку. Может, я первая ее прочитала с 1959 года, когда ее закупили?
Воскресенье, 23 сентября 1979 года
По воскресеньям вечером выделено время для писем домой. Я написала отцу, Даниэлю, довольно длинное письмо обо всех книгах и еще добавила, что надеюсь, он и все тети здоровы. Он ответил в том же духе и прислал мне бандероль с единственной книгой, в которой я не нуждалась: трехтомником «Властелина колец» в твердой обложке. У меня есть в бумажной, подарила тетушка Тэг. Еще он прислал «Полет дракона» – продолжение «Поиска Вейра», «Город Иллюзий» Ле Гуин и «Бег иноходца» Ларри Нивена. Ничего, но хуже, чем «Мир-кольцо» и «Дар с Земли». Сегодня я сочиняла письмо матери. Написала, что здорова и уроки мне нравятся. Послала свои оценки и на каком я месте в классе. Написала, что моя группа играет в хоккей и лакросс. Образцовое письмо, да я и писала по образцу письма моей ирландской подружки Дейдры, которой письма родителям нелегко даются. Я взамен позволила Дейдре, которую никогда не называю Дырой, списать работу по латыни. Она на самом деле очень милая – не слишком умная и вечно путает слова, зато очень добрая. Она бы, думаю, и просто так дала мне списать свое письмо.
Вторник, 25 сентября 1979 года
Мое письмо подействовало: чуть ли не со следующей почтой она прислала фотографии, как обещала. На одной мы вдвоем на пляже, строим песчаный замок. Мор сидит спиной к объективу, прихлопывает песок. Я смотрю на фотоаппарат или на дедушку, который снимал, но от меня остался только силуэт, потому что я старательно выжжена.
Среда, 26 сентября 1979 года
В школе как обычно. Первая в классе по всему, кроме математики, как всегда. Сходила к канаве повидать фейри – запирай конюшню, когда лошадь свели, – но никого не видела. Вязы так и сохнут. Читаю «За пределы безмолвной планеты», это не из Нарнии. Опять жуткое письмо. Живот прихватило.
Суббота, 29 сентября 1979 года
С волшебством никогда не знаешь. Никогда не уверен, действительно что-то делаешь или просто играешь. В любом случае, мне такими вещами лучше не заниматься, потому что это бы привлекло внимание, а мне его и так более чем достаточно.
Мы с Мор уходили из дома летом, когда не было дождя, и играли. Играли, будто мы рыцари – отчаявшиеся, но верные защитники Камелота. Играли в подвиги. Мы подолгу беседовали с фейри, зная, что говорим за себя и за них. Проще простого было бы вычистить фейри из этих мемуаров – а вот Мор, конечно, нет, так что я все равно не могу о них рассказывать, я вообще не могу рассказывать о детстве, потому что невозможно говорить «я», подразумевая «мы», а если говорить «мы», придется говорить об умершей сестре, а не о том, о чем хочется рассказать. Я поняла это тем летом. Так что говорить об этом не буду.
Мы шли по драму, болтали, пели и играли, а подойдя ближе к развалинам, подбирались украдкой, словно так их было легче застать. Иногда тот, которого мы называли Глорфиндейлом, выглядывал из-за руин, заставал нас, и мы отлично играли в догоняшки. Бывало, они от нас чего-то хотели. Они многое знают, но мало что могут в реальном мире.
Во «Властелине колец» говорится, что эльфы стали малочисленны и таятся от людей. Не знаю, знал ли Толкин про фейри. Когда-то я думала, что да. Когда-то я думала, он был с ними знаком, и слышал, и записывал их рассказы, а тогда получалось, что все это правда. Фейри не умеют по-настоящему лгать. Но, ложь или правду, говорят они не по-эльфийски. Они говорят на валлийском. И они обычно не так похожи на людей, как эльфы. И они никогда нам ничего не рассказывали – в смысле настоящих историй. Они держались так, будто мы сами все знаем, будто мы – часть всего, как и они.
До самого конца знакомство с ними ничего кроме добра нам не приносило. А в конце – не думаю, чтобы они поняли. Нет, поняли. Они объяснили яснее ясного. Это мы не поняли их.
Хотелось бы мне, чтобы волшебство было более зрелищным.
Воскресенье, 30 сентября 1979 года
На створке ворот конюшни-без-лошади: я сегодня написала тетушке Тэг.
Семья у меня большая, сложная и во всех отношениях совершенно нормальная. Просто… нет. Стоит подумать, как объяснить кому-то доброжелательному, но ничего о нас не знающему, я заранее пугаюсь.
У бабушки не было братьев и сестер, и ее растила ее тетушка Сил, потому что ее мать умерла. На самом деле даже еще сложнее. Чтобы разобраться, придется начать поколением раньше. Кэдуолдер и Марион (мама) Терисы перебрались в Абердэр из Западного Уэльса, где оставили много родни. Он стал работать на руднике, а она открыла школу для девочек, и у них было пятеро детей: Сильвия, Сюзанна, Сара, Суламифь и Сидни. Мне жаль бедняжку Суламифь, но что им было делать, если уж так начали подбирать имена, а рождались все девочки?
Сильвия так и не вышла замуж и растила детей остальных. Сюзанна вышла за мужчину, который оказался Тяжким Жребием. Он был шахтер. Он ее бил, и она от него убежала, забрав обеих дочерей. Но в те времена позором считался побег, а не побои, поэтому она оставила дочек, Гвендолен и Олвен, у тетушки Сил и уехала в Лондон, нанялась там в услужение. Тетушка Гвенни выросла жуть какой женщиной, вышла за дядю Теда, и у них было две дочки и пять внуков, таких идеальных, если ее послушать, что невозможно было их не возненавидеть. Тетушка Олвен стала сиделкой и начиная с тридцатых годов жила с другой сиделкой, тетушкой Этель. Они были совсем как супружеская пара, и все к ним так и относились.
