Приятели устроились в креслах друг напротив друга.
– Медитация, которую мы выполним, называется «Прозрачный свет смерти», – начал Далай-лама. Нам предстояло совместно медитировать, концентрируясь на дыхании, а не на угасании физического тела. – Мы тренируем ум, в подробностях проходя весь процесс, который ждет нас при умирании.
– М-м-м, – проговорил архиепископ с широко раскрытыми глазами. Вид у него был такой, будто его только что позвали размяться перед духовной Олимпиадой, пробежать небольшой марафон.
– В буддизме ваджраяны
[32] выделяется несколько слоев сознания, – пояснил Далай-лама, говоря об эзотерической буддистской традиции, целью которой считается нахождение абсолютной истины. – С растворением и отмиранием грубых телесных и ментальных слоев проявляются более тонкие. В глубочайшем из тонких слоев мы входим в состояние прозрачного света. Это происходит в момент умирания. Не смерти, а умирания. Физические ощущения полностью замирают. Дыхание прекращается. Сердцебиение останавливается. Мозг также перестает функционировать. Остаются лишь тончайшие слои сознания, готовящиеся перейти к следующему пункту назначения нашего пути.
Сознание в момент умирания, о котором говорил Далай-лама, лишено двойственности и содержания и облечено в форму чистого света. (В популярной голливудской комедии «Гольф-клуб»
[33] персонаж Билла Мюррея Карл рассказывает историю о том, как носил клюшки для гольфа Далай-ламе XII. После игры Карл попросил чаевые, но Далай-лама ответил: «Денег я тебе не дам, но, когда ты умрешь, на смертном одре твое сознание достигнет абсолюта». Быть может, сценаристы этой комедии что-то знали о прозрачном свете и этой медитации?)
– Итак, в буддизме, – продолжал Далай-лама, – есть смерть, промежуточное состояние и перерождение. Я выполняю эту медитацию пять раз в день, поэтому можно сказать, что каждый день прохожу процесс умирания и перерождения. Пять раз в день ухожу и пять раз возвращаюсь. Наверное, к тому моменту, когда действительно наступит пора умереть, я успею хорошо подготовиться! – С этими словами лукавый огонек в его глазах и озорная улыбка сменились задумчивостью и сомнением. – На самом деле я не знаю. Надеюсь, когда придет смерть, мне хватит способностей эффективно применить эту практику. Не знаю. Ваши молитвы мне не помешают.
– А китайцы сказали, что не тебе решать, кем ты родишься в следующий раз, – снова пошутил архиепископ, возвращаясь к любимой теме. Он никогда не упускал возможности перевести тему с молитвы на политику, с медитации на социальную деятельность и очень любил обращать все в шутку. А заявление китайского правительства, что оно само выберет следующее место реинкарнации Далай-ламы, было его любимой хохмой. Особенно учитывая, что члены правительства КНР – атеисты и религия в Китае не получает официальной поддержки.
– Я бы предпочел, чтобы после моей смерти ты занялся поисками моей реинкарнации, а не антирелигиозное коммунистическое правительство, состоящее из неверующих, – со смехом ответил Далай-лама.
– Да, – после минутной паузы ответил архиепископ, видимо, задумавшись, как будет искать следующего Далай-ламу.
– Я часто говорю, – продолжал Далай-лама, – что коммунистической партии КНР придется сначала поверить в теорию перерождений, потом найти реинкарнацию председателя Мао Цзэдуна и Дэна Сяопина, и уж тогда пусть сколько угодно указывают мне, где перерождаться.
– Точно, – ответил архиепископ. – Мне тоже очень интересен этот момент. Сначала они называют себя атеистами, а потом говорят, что намерены определить следующее место твоей реинкарнации. Удивительное дело. – Архиепископ смеялся и качал головой, размышляя, как абсурдно желание китайского правительства ограничить свободу передвижений Далай-ламы даже в следующей жизни.
А потом разговоры прекратились, и на смену обсуждениям и смеху пришло молчаливое раздумье.
Далай-лама снял очки. Его прекрасное лицо казалось таким знакомым, и все же что-то в нем изменилось. Длинное овальное лицо, голова с редеющими волосами, треугольные брови и слегка приоткрытые глаза, прямой широкий нос и высокие скулы, прямая линия поджатых губ и даже круглый, мягкий подбородок казались вырубленными из камня и обтесанными ветрами, как уступы гималайских вершин. Он опустил глаза и направил все внимание вглубь.
Далай-лама почесал висок, и я вздохнул с облегчением: все-таки передо мной был не суровый аскет, не позволяющий себе даже почесаться и игнорирующий боль. Запахнувшись в свое монашеское одеяние и сложив руки на коленях, он погрузился в молчание.
Сначала мой ум метался, сосредоточиться на чем-то одном было трудно. Я все время думал о вопросах, которые должен задать; о видеокамере, которая нас снимала; о других присутствующих в комнате и о том, все ли идет как надо и не нужно ли чем-то помочь. Но потом взглянул на Далай-ламу, и мои зеркальные нейроны откликнулись на его внутреннее состояние. (Зеркальные нейроны головного мозга заставляют нас имитировать других людей и испытывать те же внутренние состояния, что и они. Именно эти участки отвечают за эмпатию.) Я ощутил покалывание в области лба, моя концентрация усилилась, а различные отделы мозга начали успокаиваться, как будто вся мозговая активность сосредоточилась в области так называемого третьего глаза (научное название – средняя префронтальная кора головного мозга).
Дэниел Сигел объяснял, что при нервной интеграции, происходящей в этом важнейшем отделе мозга, связываются сигналы различных участков, и именно средняя префронтальная кора оказывается тем «пучком», в котором сходится множество процессов – от регуляции эмоций до моральных установок. Сигел и другие ученые предположили, что медитация способствует улучшению этих процессов. Он также объяснил, что интегративные волокна средней префронтальной коры, которая способна различать, оказывают тормозящее действие на более реактивные мозговые структуры, отвечающие за эмоции. Мы унаследовали реактивность этого отдела мозга, особенно чувствительную миндалевидную железу, от наших быстрых на реакции предков, выживание которых зависело от пресловутого «бей или беги». Но одна из главных целей медитации – именно освобождение от этой естественной реакции, возникшей в ходе эволюции. Благодаря медитации мы учимся «не закипать» и не терять здравомыслия в стрессовых ситуациях.
Возможно, мы перестаем быть рабами своих реакций именно в тот момент, когда научаемся продлевать краткий миг между стимулом и ответом. Медитация действительно удлиняет эту паузу и увеличивает нашу способность реагировать осознанно. К примеру, как суметь в ответ на брошенную в раздражении фразу супруга не высказывать ему мгновенно возмущение и обиду? Как ориентироваться в контурах ментальной цепи и переключаться с праведного гнева: «Да как он смеет так со мной говорить!» – на сочувственное понимание: «Должно быть, он очень устал»? Однажды я своими глазами видел, как архиепископ именно сумел – сделал паузу и подумал, как отреагировать. А всему виной был вопрос на сложную и болезненную тему, который я задал ему намеренно.
