— В СПА? — дурашливо протянул Саня. — Хи-хи-хи, мы будем делать шоколадные обертывания.
— Там бассейн, пара саун, джакузи всякие.
— Да? Ну, поедем… Петьку не нашли? — как бы мимоходом спросил он.
— В такую погоду разве найдешь?
Несмотря на взаимное зубоскальство, настроение у нас обоих было подавленное. Шутка ли! За одну новогоднюю неделю один наш товарищ убит, а второй покончил с собой.
В тот коттедж, где жила Женя, я и заходить боялся. Опасался повстречаться со своей случайной любовницей. Как мне ей в глаза смотреть?
Мы с Сашкой взяли плавки, полотенца и оседлали мою «Хонду». За те полчаса, покуда мы собирались, машина снова успела покрыться одеяльцем из снега. Пришлось опять вытаскивать из багажника щетку и чистить.
…Судя по тому, сколько народу на ресепшене СПА мекало и бекало, не в силах объясниться на элементарном английском, в оздоровительном комплексе был сегодня русский день. И верно: бассейн бороздили мощные мужики и толстые тети. Скромные финны жались по углам. В джакузи отмокали восемь крепких парней (один в один братки, опознавшие Стеллу). В сауне не знающие меры соотечественники наподдавали столько пару, что мы выскочили оттуда через минуту.
В хамаме (нисколько не походящим на настоящий турецкий хамам), в клубах эвкалиптового пара, золотыми зубами сверкали наши тетки. Вход в хамам в купальниках и плавках не дозволялся, и тетки прикрывали свои телеса бумагой, предназначенной для седалищ.
Это чрезвычайно в русском духе — стесняться собственного тела. Сталинская и даже последующие советские эпохи были очень похожи на времена инквизиции. И как все относящееся к телесно-радостному находилось под запретом. Теток выучили стесняться самих себя. Я был готов поклясться, что они даже перед собственными мужьями раздеваются только в полной темноте.
Теперь (продолжал я внутренний философский монолог) у нас в стране после мрака и уныния Средневековья наступило типа Возрождение. Но символом эпохи Ренессанса стал не новый да Винчи, а девочки на обочинах Ярославского шоссе…
Короче, в СПА нам с Саней поговорить не удалось. Слишком много ушей, разбирающих по-русски.
Мы вышли из общественных бань, даже не отбыв свой полуторачасовой сеанс.
Чтобы остыть от чрезмерного пара, засели в кафешке при оздоровительном комплексе.
В одно окно мы видели бассейн с плещущимся народом, в другое — сплошную пелену косо идущего снега. Мы взяли по пол-литра пива «Кофф». Столики вокруг нас были пусты. Можно и поговорить.
— Слушай, а ты что, поссорился со Светкой в день убийства?
— Ну, да, погавкались маленько. Я пошел домой.
— А ты правда видел Горелова? Ты уверен, что именно Петя выходил из нашего коттеджа?
— Ведешь допрос? — усмехнулся мой румяный друг. — Волею пославшей тя сыщицы?
— Да мне самому интересно.
— Какое это теперь имеет значение? Они оба мертвы.
— Я хочу знать, кто убил Вадима.
Саня вздохнул.
— Да, я видел, как Петька выходил тогда из домика. Это было второго января, примерно в три часа дня.
Мой друг говорил уверенно. У меня не было никаких оснований не верить ему.
— Издалека?
— Издалека — что?
— Ты далеко находился от домика, когда видел его?
Саня пожал плечами:
— Метров сто.
— Тогда уже были сумерки.
— Хочешь сказать, я обознался?
— А почему нет?
— Нет, это был Петька. Его красная ушанка. И желтый пуховик. И серые штаны. И походка его.
— А почему ты не рассказал об этом раньше?
— Знаешь, сколько получает Петька? И сколько — я? Уж я-то в курсе, сам по конвертам бабки раскладываю. У него бабла раз в десять больше, чем у меня. А то и в пятнадцать. По-моему, это несправедливо.
— И ты решил, что он должен с тобой поделиться?
Сашка ухмыльнулся.
— Когда от многого берут немножко, это не кража, а только дележка… Еще по кружечке?
— Я не буду, мне еще рулить.
Мой друг отошел к стойке и вернулся с новым бокалом.
— Но Петька не повелся на твой… — мне было тяжело в разговоре с человеком, считающимся другом, называть вещи своими именами, но я все-таки договорил: —…на твой шантаж?
— Ну и дурак, что не повелся, — цинично молвил Саня. — Теперь остывает где-то там, под горой. А я ведь просил у него совсем немного.
— Может, боялся, что твои требования будут продолжаться?
— Продолжаться? — скривил губы Сашка. — Мы уедем из Финляндии, и дело закроют. Неужели он, дурак, думал, что я в Москве продолжал бы деньги из него тянуть?
В этот момент у меня зазвонил телефон. Я взглянул на определитель. Номер был незнаком, да и первые цифры у него были не московские. И, по-моему, не российские даже. Я нажал «прием».
— Иван? — в трубке прозвучал голос посольского деятеля Кирилла Бокова. — Вам надлежит сейчас прибыть в местную полицию. Вы ведь знаете, где она находится, не правда ли?
— Знаю.
— Ваш друг Александр с вами? Ему следует приехать тоже.
— Зачем?
— Там узнаете.
Кирилл отбился, и у меня нехорошо засосало под ложечкой. Что это значило? Нашли тело Горелова? Случилось еще что-то?
Аппарат тут же зазвонил снова. На этот раз номер на определителе отпечатался родной, столичный. Я откликнулся. Звонила Леся.
— Нас всех везут сейчас в местную полицию, — чуть запыхавшись, проговорила она.
— Я знаю. А зачем?
— Будут брать пробы ДНК.
У меня отлегло от сердца.
— Ты в городе? На машине? — продолжила девушка.
— Да, а что?
— Постарайся пройти тест первым. И я тоже пойду в первых рядах. У нас с тобой потом будет, чем заняться.
— О’кей, — сказал я, и она разорвала соединение.
— Поехали в полицию, — молвил я Сане.
— А что там еще такое? — нахмурился он.
— Будут брать пробы ДНК.
— Пивка не дадут попить, — проворчал мой приятель. Лицо его, как я заметил, при известии о пробах нисколько не дрогнуло.
…Мы прибыли к зданию полицейского участка как раз в тот момент, когда наши высаживались из белого микроавтобуса. Жене помогали выбраться Настя и Родион. Женщина выглядела постаревшей и утомленной. Она сошла со ступенек и запрыгала на одной ноге, опираясь на плечо Насти. На меня она даже не взглянула.
Процедура взятия ДНК заключалась в мазке стерильной палочкой с внутренней стороны щеки, который производила стерильная финская докторица.
