Как мы видим, пока Нельсон отдыхал с Гамильтонами на Сицилии, война не прекратилась. Отсутствие на морских коммуникациях адмирала с целой боевой эскадрой вызвало законное возмущение других британских флотоводцев, тем более что сил для поддержания блокады всего захваченного французами побережья стало явно не хватать.
В этих условиях энергичный капитан Сидней Смит, отвечавший за район Средиземного моря в районе Сицилии, видя, что от Нельсона нет никакого проку, решил для пользы дела подчинить себе несколько нельсоновских кораблей, которые уже немало времени бесполезно отстаивались в гаванях. Нельсон оскорбился и написал гневную жалобу графу Сент-Винсенту: «Я действительно чувствую, ибо я живой человек, что для меня невозможно служить в этих морях, когда здесь будет эскадра под командованием младшего офицера. Могли я ожидать этого, и еще от кого, от графа Спенсера! Нужно ли это терпеть? Очень прошу Вас, позвольте мне уйти в отставку. Надеюсь, Вы разрешите команде "Вэнгарда" доставить в Англию меня и моих друзей, сэра Уильяма Гамильтона и его супругу».
Возмущенное письмо Нельсон отправил и первому лорду Адмиралтейства. Фанни же написал, чтобы она присмотрела хороший дом в Лондоне.
Разумеется, это был шантаж. Прекрасно понимая, что никто в столь трудное для страны время не посмеет отправить в отставку героя Абукира и любимца всего народа, Нельсон просто вынуждал Адмиралтейство наказать своевольного Смита. Интересно, вспоминал ли Нельсон в это время свое назначение командиром отдельной эскадры, когда граф Сент-Винсент также обидел ради него двух заслуженных адмиралов?
Как отличается этот Нельсон от того, который еще несколько лет назад обивал пороги Адмиралтейства, прося дать ему под команду хоть какое-нибудь судно! Трудно понять поведение Нельсона, который ведет себя как избалованный и капризный ребенок, и просто невозможно объяснить его требование, чтобы в разгар боевых действий Адмиралтейство предоставило для его любовницы и ее мужа линейный корабль!
Естественно, в отставку Нельсона не отпустили. Вскоре он получил бумагу, в которой его успокаивали, что капитан Смит не имеет никакого права командовать контр-адмиралом Нельсоном и его кораблями.
Единственным человеком, кто воспринял шантаж Нельсона всерьез, оказалась его жена. Фанни была в восторге, что ее запропавший муж наконец-то решил вернуться домой. Когда же Нельсон написал, что остается на Средиземном море, верная Фанни решила сама ехать к нему. В этом не было для того времени ничего особенного. Многие жены морских офицеров перебирались тогда поближе к местам базирования судов своих мужей, а наиболее храбрые даже участвовали с ними в боевых походах. Фанни имела все основания приехать к мужу: ведь на Средиземном море воевал и ее сын, который нуждался в постоянной опеке. И она предложила Нельсону два варианта. В первом случае она была готова приехать к нему прямо в Палермо, а во втором – перебраться поближе, хотя бы в Лиссабон. Нельсон отклонил оба варианта и велел жене оставаться дома. Он заявил, что ей нельзя переезжать в Лиссабон, потому что это самый грязный город в Европе, да еще с частыми туманами. Относительно Палермо аргументировать отказ было гораздо сложнее, и поэтому Нельсон просто написал жене, что если она посмеет появиться там, то ему придется спустить свой флаг на «Вэнгарде» и отплыть с ней в Англию. Причиной упорного нежелания видеть рядом с собой жену конечно же была леди Гамильтон. Окажись Фанни в Палермо, она бы разрушила идиллический мир двух влюбленных, а этого Нельсон и Эмма позволить никак не могли.
Отчаявшаяся Фанни обращается за поддержкой к другу семьи Александру Дэвисону, полагая, что его советы произведут на мужа большее впечатление. Дэвисон ей не отказал. В письме Нельсону он пишет: «Я должен еще раз повторить мое искреннее сожаление в связи с тем, что Вы все еще остаетесь в Средиземном море. В то же время я был глубоко огорчен, если бы Вы оказались вынужденным покинуть этот район и это хотя бы в малейшей степени задело Ваши чувства. Вы сами, конечно, являетесь наилучшим судьей в этом вопросе. И все же Вам следовало бы позволить Вашим лучшим друзьям выразить их озабоченность… Ваша драгоценная лучшая половина пишет Вам. Она находится в добром здравии, но очень встревожена и озабочена, чему не следует удивляться. Завтра она отправляется в Бат с добрым стариком (отцом Нельсона. – В. Ш.)… Леди Нельсон сейчас у нас и беседует с моей женой. Она просит меня сообщить, что, если Вы не возвратитесь домой в течение ближайших месяцев, она приедет к вам в Неаполь. Извините нежные чувства женщины; они слишком обострены, чтобы их можно было выразить».
Письмо старого друга Нельсон оставил без ответа. В то же время его собственные письма полны жалоб и недовольства буквально всем: от начальства до самого себя. Его раздражают приказы, ему кажется, что его обходят должностями, он недоволен даже своим вчерашним кумиром – графом Сент-Винсентом. Почти в каждом письме Нельсон пишет, что устал от кораблей, от войны и даже от жизни.
Помимо безусловной вины, которую Нельсон испытывал, понимая, что рано или поздно ему придется делать выбор между Фанни и Эммой, у него было явное нервное перенапряжение, сказывались и прежние раны, и абукирское ранение головы.
Как считают биографы Нельсона, именно в палаццо Палагония Нельсон и леди Гамильтон приняли решение открыто жить вместе. Все внешние приличия в их отношениях, которые любовники до той поры еще соблюдали, были теперь преданы забвению. Письма Нельсона к Фанни с этого момента становятся редкими и лаконичными, из них исчезает всякая сердечность. Что касается сэра Гамильтона, то он молча уступил свое брачное ложе молодому и более именитому сопернику, оставшись при любовниках на положении «друга». Король Фердинанд и королева Мария Каролина только приветствовали решение Нельсона и Эммы жить вместе, так как это гарантировало дальнейшую защиту Сицилии от возможного вторжения французов.
В море, как и прежде, Нельсон не торопился, а все время проводил в прогулках с Эммой и визитах к королевской чете. За любовниками всюду следовал сэр Гамильтон, отвергнутый и безропотный.
Эмму Гамильтон современники совсем не зря именовали самой испорченной женщиной своего времени. Едва завоевав сердце Нельсона, она сочла, что ей этого мало, и тут же завела роман с одним из его капитанов. Самое удивительное, что об этом романе Нельсон был прекрасно осведомлен, но это его нисколько не смущало. Наоборот, он гордился тем, что обладает столь красивой женщиной и что она нравится всем без исключения мужчинам.
Из письма Нельсона одному из друзей: «Светское общество не в силах сказать о доброте леди Гамильтон всего того, что она заслуживает. Мы хорошо знаем эту доброту, и нам следует рассказать о ней всем, до кого это может дойти, устно и письменно, потому что ни у кого нет более чистого, благородного и преданного сердца, чем у нее».
Влюбленные всегда склонны идеализировать предмет своей любви, и Нельсон не был в том исключением.
Весьма откровенные отношения отчима с леди Гамильтон конечно же не укрылись от глаз Джосаи. Для юноши, который боготворил Нельсона, это был настоящий удар. И до этого времени не бывший примером образцового поведения, Джосая буквально начинает спиваться. Причем напивался он всегда прилюдно и вызывающе – во время официальных приемов на глазах сотен гостей, чем ставил Нельсона в очень неловкое положение. Отныне для юноши уже не существовало никаких авторитетов. На фрегате, где он служил, его вообще не видели трезвым.