В полночь 19 декабря, несмотря на идущий снег, отправились в путь, руководствуясь частично направлением ветра, частично направлением ледяных гребней и трещин, а иногда компасом. Не успели немного отойти, как встретили приливную трещину; полоса воды в ней занимала метр-полтора, остальное пространство трещины было покрыто тонким, недавно образовавшимся льдом. Мы попробовали воду в трещине; оказалось, что на вкус она определенно соленая. Ясно, что эта часть нашего пути шла по морскому льду. Примерно в 800 метрах далее была встречена другая, открытая приливная трещина, и чтобы избежать ее нам пришлось делать значительный обход.
Поверхность льда таяла, и мы долго плелись по снегу, пропитанному водой с разбросанными там и сям лужами такого же совершенно голубого цвета, как вода в Голубом гроте на Капри. По другую сторону этой приливной трещины и позади голубых луж встретили преграждавший нам путь ледяной гребень, образовавшийся от давления льда, с крутым склоном, высотой примерно в 24 метра. Пройти вперед иначе было невозможно; нам ничего не оставалось делать, как втащить тяжелые сани на этот крутой склон. Поднимать на него сани оказалось чрезвычайно трудным делом. Мы совершенно выбивались из сил и вынуждены были часто останавливаться. Временами сани тащили не прямо вверх, а наискось по крутому откосу. При этом сани часто сносило. Трудности увеличивались еще тем, что склон был пересечен многочисленными трещинами, и по мере того как мы продвигались вперед, они становились все длиннее и шире.
В конце концов, мы все же поднялись на этот склон, но только для того, чтобы увидеть за ним еще ряд таких же склонов, становящихся постепенно выше и круче. Сам лед превратился в сплошную сеть трещин, частью открытых, но большинство их было занесено и прикрыто снегом. Когда Моусон, шедший впереди, пересекая такую трещину, спрятанную под снежным мостом, уже почти достиг твердого льда на противоположной стороне, мы услышали вдруг легкий треск, и Моусон внезапно исчез из виду. К счастью, крепление на конце веревки, которой он тянул сани, выдержало, и он болтался теперь на этой веревке, подвешенный в пустоте между стенами трещины. Мы с Маккеем схватились за веревку, остерегаясь, как бы она не оборвалась в креплении у саней, где была несколько истерта. Моусон между тем кричал снизу, чтобы ему бросили альпийскую веревку. Я оставил Маккея держать конец веревки Моусона и побежал к саням, находившимся метрах в трех позади, но в тот момент, когда пытался отвязать моток веревки, услышал вдруг крик Моусона, что он падает. Я опять подскочил к Маккею и вместе с ним схватился за веревку, чтобы удержать товарища, но Моусон крикнул, что все обстоит благополучно. Вероятно, когда он почувствовал, что падает, веревка прорвала часть снежного моста, и Моусон опустился ниже. Он находился теперь на глубине примерно 2,4 метра от поверхности снежного моста. Теперь я ухватился за веревку, а Маккей бросился к саням. Он разрезал ножом бечевку, связывавшую моток альпийской веревки, размотал его и сделал на конце петлю, в которую Моусон мог поставить ногу. Моусон тем временем добыл несколько ледяных кристаллов со стенки трещины и выбросил их мне наверх для исследования. Когда альпийская веревка была спущена, Моусон поставил ногу в петлю и попросил Маккея подтянуть его ногу насколько позволит согнутое колено. Затем, крикнув Маккею, чтобы он крепко держал альпийскую веревку, Моусон перенес на нее всю тяжесть своего тела и подтянулся на руках примерно на 45 см, чтобы выпрямить правую ногу. Я тем временем выбрал образовавшуюся слабину в упряжной веревке Моусона. Затем Моусон крикнул мне, чтобы я крепко держал упряжную веревку, так как он сейчас перенесет всю тяжесть на нее, чтобы разгрузить альпийскую веревку. Теперь это позволило Маккею подтянуть альпийскую веревку примерно на 45 см, причем опять, как и раньше, согнулась правая нога Моусона. Затем Маккей снова крепко ухватился за альпийскую веревку, а Моусон выпрямился в петле, опираясь на нее всем весом. Так мало-помалу он поднялся до нижней поверхности снежного моста. Так как его упряжная веревка прорезала канавку в снежном мосте и отошла примерно на метр от того места, где снег провалился, то оказалось, что голова и плечи Моусона упираются с нижней стороны в снежный мост. С большим трудом, он пробил снег. Сначала на поверхности показалась его голова, увидев которую мы с Маккеем вздохнули с облегчением. Затем Моусон высвободил руки, и вскоре показалось и туловище. Наконец, он благополучно выбрался на ближнюю сторону трещины.
После этого случая мы уже с величайшей осторожностью переходили трещины, которыми лед был прямо усеян. Дважды случалось, что при перетаскивании через ледяные гребни сани одним из полозьев попадали в трещину, а однажды даже чуть целиком не исчезли в пропасти: снежный мост под их тяжестью частично обрушился. Если бы они совсем упали в трещину, то, конечно, потащили бы туда и всех нас, так как весили около 1/3 тонны. Ясно, что все эти ледяные гребни от сжатия льда и многочисленные трещины обусловливались теперь уже не ледником Дригальского, а ледником Нансена.
Погода была туманная, но иногда туман и дымка рассеивались, и вдали на мгновение показывались великолепные скалы красно-коричневого гранита, вокруг вершин которых вились обрывки белого тумана. Вид напомнил мне Грэмпиэн в Шотландии, близ пещеры Оссиана на перевале Гленко. Позже днем при неясном освещении мы рассмотрели, что впереди лежит длинный крутой спуск в ледяную долину, дно которой, по-видимому, сильно изрезано трещинами. Мы не были уверены, что сможем пересечь ее в этом месте. Поэтому, оставив палатку и сани, предприняли разведку, захватив с собой альпийскую веревку и ледорубы. Место для перехода через эту долину мы нашли, но лед впереди был, по-видимому, еще хуже, чем раньше. Возвратившись к саням, поставили палатку и вырубили ледяные глыбы, которыми завалили полы полотнищ, так как снега не было.
Между тем пошел снег, усилился юго-западный ветер. Мы находились в настоящем лабиринте трещин и ледяных гребней. Снег продолжал падать густыми хлопьями, ветер перешел в пургу, продолжавшуюся весь остаток дня и следующую ночь. Внутри палатки мы испытывали некоторое неудобство, так как протекала вода, образовавшаяся от таяния снега. Как всегда бывает во время пурги, температура поднялась, и хотя теплые лучи солнца частично поглощались падающим снегом, все же на солнечной стороне палатки было достаточно тепло, чтобы вызвать таяние снега. У конца спального мешка образовались лужи воды, но его головную часть мы кое-как сохранили в сухом состоянии, растянув свои непромокаемые блузы и брюки между шестами внутри палатки так, что получилась временная крыша как раз над нашими головами. Мы совершенно выбились из сил и проспали до 7 часов следующего дня (20 декабря). К этому времени снег прекратился.
Слой выпавшего снега достигал пятнадцати сантиметров. Местами намело глубокие сугробы. Мы отрыли сани от снега и после утреннего завтрака держали военный совет. Перед нами встал вопрос, продолжать ли идти дальше в том же направлении к скале, поднимающейся из ледника горы Нансен, или, быть может, лучше начать отступление и попытаться отыскать другой путь, который привел бы нас на плоскогорье. Маккей высказывался за то, чтобы идти вперед по леднику горы Нансен, тогда как мы с Моусоном стояли за обратный путь и за отыскание другого прохода. В конце концов, мы решили отступать, и, надо сказать, наши шансы достигнуть Магнитного полюса, казались тогда довольно слабыми. Ведь было уже 20 декабря, а мы знали, что должны вернуться к складу на леднике Дригальского не позднее 1 или 2 февраля, если рассчитываем быть подобранными «Нимродом».
