Признаю, мы это слышим не впервые. Работники опасаются поднимающейся волны автоматизации уже 200 лет, и уже 200 лет работодатели уверяют их в том, что вместо старых рабочих мест естественным образом появятся новые. В конце концов, в 1800 г. фермерами были примерно 74 % американцев, к 1900 — му доля фермеров упала до 31 %, а в 2000 г. их осталось всего 3 %
[302]. Но это не привело к массовой безработице. И вспомним, что в 1930-м Кейнс писал о «новой болезни» «технологической безработицы», о которой скоро будут кричать все заголовки; однако в 1946 г., когда он умер, ситуация была отнюдь не плохой.
На протяжении 1950-х и 1960-х американская автомобильная промышленность пережила несколько волн автоматизации, но зарплаты и возможность трудоустроиться продолжали уверенно расти. Исследование 1963 г. продемонстрировало, что, хотя новые технологии и уничтожили за предыдущее десятилетие 13 млн рабочих мест, они создали 20 млн новых. «Вместо того чтобы бить тревогу по поводу усиливающейся автоматизации, мы должны ее восхвалять», — отметил один из исследователей
[303].
Но это было в 1963-м.
На протяжении XX в. повышение производительности сопровождалось ростом численности рабочих мест. Человек и машина маршировали бок о бок. Сегодня, когда мы вступили в новое столетие, роботы внезапно нарастили темп. Началось это около 2000 г. с того, что два экономиста из Массачусетского технологического института назвали «великим разъединением». «Это большой парадокс нашей эры, — сказал один из них. — Производительность находится на рекордном уровне, инновации никогда не были столь стремительными, но в то же время мы наблюдаем падение медианного дохода и количества рабочих мест»
[304].
Сегодня новые рабочие места сосредоточены главным образом в основании пирамиды — в супермаркетах, сетях быстрого питания и в домах престарелых. Рабочие места, которым ничто не угрожает, еще существуют. Пока что.
Когда люди что-то значили
Сто лет назад слово computer обозначало род человеческой деятельности. Я не шучу: так называли работников — главным образом женщин, — которые целый день занимались вычислениями. Вскоре, правда, их труд стали выполнять калькуляторы; это были первые из длинного ряда рабочих мест, уничтоженных компьютерами.
В 1990 г. технопророк Рэй Курцвейл предсказал, что компьютер даже сможет обыграть чемпиона мира по шахматам в 1998 г. Он, конечно же, ошибся. Deep Blue обыграл легендарного шахматиста Гарри Каспарова в 1997-м. Самым быстрым компьютером тех времен был ASCI Red, разработанный американскими военными; его максимальная скорость обработки информации составляла один терафлоп. Он был размером с теннисный корт и стоил $55 млн. Шестнадцатью годами позже, в 2013 г., на рынок вышел новый суперкомпьютер, PlayStation 4, запросто выдававший два терафлопа, причем стоил он значительно меньше.
В 2011 г. компьютеры даже участвовали в телевикторинах. В тот год два ярчайших эрудита, Кен Дженнингс и Брэд Раттер, сразились с Watson на телевикторине Jeopardy! Суммарные выигрыши Дженнингса и Раттера составляли к тому моменту более $3 млн, но компьютеризированный противник попросту раздавил их. Битком набитый сведениями (200 млн страниц, включая полную копию Wikipedia), Watson дал больше правильных ответов, чем Дженнингс и Раттер, вместе взятые. «”Участник телевикторины”, — возможно, первая профессия, которую Watson сделал ненужной, — высказался Дженнингс. — Но я уверен, что это ненадолго»
[305].
Новое поколение роботов превзойдет нас не только силой, но и умом. Добро пожаловать, друзья, во Второй век машин, как уже прозвали этот дивный новый мир чипов и алгоритмов. Первый век начался в 1765 г. с того, что шотландский изобретатель Джеймс Уатт во время прогулки придумал, как повысить эффективность парового двигателя. Было воскресенье, и набожному Уатту пришлось прождать целый день, прежде чем взяться за дело, но к 1776-му он соорудил механизм, способный выкачать 60 футов воды из шахты всего за 60 минут
[306].
Еще в те времена, когда почти все и везде были бедны, голодны, грязны, напуганы, тупы, больны и уродливы, вектор технологического развития устремился вверх. Вернее, он взмыл под углом около 90°. В 1800 г. Англия использовала втрое больше гидравлической энергии, чем энергии пара; 70 годами позже английские паровые двигатели генерировали столько энергии, что могли заменить 40 млн взрослых мужчин
[307]. Машинная энергия стремительно вытесняла мускульную.
Сегодня, 200 лет спустя, пришел черед наших мозгов. И давно пора. «Компьютерный век настал везде, но только не в показателях роста производительности», — сказал экономист Боб Солоу в 1987 г. Компьютеры уже способны выполнять очень сложные операции, но их влияние на экономику минимально. Как и паровому двигателю, компьютеру тоже понадобилось время на то, чтобы набрать обороты. Или вспомним электричество: все значительные технологические новшества появились в 1870-х, но лишь около 1920 г. большинство фабрик перешли на электроэнергию
[308].
Перенесемся в сегодняшний день. Чипы теперь умеют делать то, что даже десять лет назад казалось невозможным. В 2004 г. два видных ученых написали книгу
[309], одна из глав которой многозначительно называлась «Почему люди все еще что-то значат». Почему же? А потому, что вождение автомобиля никогда не удастся автоматизировать. Но через шесть лет робоавтомобили Google уже проехали более миллиона километров.
Футуролог Рэй Курцвейл убежден, что в 2029 г. компьютеры будут не менее разумны, чем люди. В 2045-м они могут стать в миллиард раз умнее, чем все человеческие мозги вместе взятые. Согласно технопророкам, экспоненциальный рост машинной вычислительной мощности попросту неограничен. Конечно, Курцвейл наполовину гений, наполовину сумасшедший. И стоит помнить о том, что вычислительная мощность и разумность — не одно и то же.
