Дальше мы поехали в Урубамбу, деревеньку недалеко от Мачу-Пикчу на берегу реки того же названия. Когда ты туда попадал, ты попадал просто в никуда. Там не было вообще ничего. Гостиницы-то уж точно. На туристической карте место отсутствовало. Единственные белые, которых они видели в жизни, были те, которые заблудились. На самом деле мы, в общем, тоже заблудились. Но в конце концов мы нашли один бар, неплохо там перекусили – раки с рисом и фасолью, – а потом сказали: знаете, у нас только машина с собой, может, у вас есть где немножко dormir? И сначала раздавались одни no, но потом они заметили, что мы при гитаре, после чего мы с Миком где-то час пели им серенады, старались наковырять в памяти хоть что-нибудь старенькое. Я так понял, что нужно получить большинство голосов, чтобы тебя пригласили переночевать в жилище. А с Анитой и ее беременностью мне хотелось, чтобы она все-таки спала на кровати. Я изобразил несколько кусков из Malaguea и несколько других испаноподобных вещей, которым меня научил Гас. И наконец хозяин сказал, что мы можем занять пару комнат наверху. Единственный раз, когда мы с Миком пели за ночлег.
Это был хороший период с точки зрения сочинительства. Песни шли чередом. Honky Tonk Women, которая вышла синглом перед альбомом Let It Bleed в июле 1969-го, была кульминацией всего, что мы тогда умели лучше других. Это фанковая вещь, грязная; это первая серьезная проба открытой настройки, когда рифф и ритм-гитара ведут мелодию. В ней весь блюз и вся черная музыка от Дартфорда и дальше, и Чарли на этом треке просто неподражаем. Тут имелся грув, и это был один из тех ударных номеров, про которые ты знал, что это первое место, еще когда он был недоделан. В те времена я задавал риффы, названия, хук, а Мик дорабатывал все это текстом до полноценной вещи. Так в целом выглядела наша работа. Мы не сильно думали над этим, не запаривались. Слушай сюда, короче, как-то так будет: “I met a fucking bitch in somewhere city”
[166]. Давай, Мик, теперь ты резвись, твоя очередь, рифф я тебе уже дал, еще какой. Ты доводи до конца, а я пока попробую придумать еще один. И он был писатель, Мик, – дай боже. Подбрось ему идею, и ноги он к ней приделает.
Когда сочиняли, мы еще пользовались так называемым движением гласных – очень важная штука для писания песен. Какие звуки годятся, какие нет. Часто ты не знаешь, какое будет слово, но знаешь, что оно должно содержать такой-то гласный, такой-то звук. Ты можешь написать текст, который на бумаге выглядит превосходно, но там не будет нужного звука. Вокруг гласных начинаешь выстраивать согласные. Есть место вставить “у-у” и есть место вставить “да-а”. И если ошибешься, звучать будет дерьмово. Не обязательно сейчас оно должно с чем-то рифмоваться, и слово в рифму тоже потом придется поискать, но ты знаешь, что сюда выпадает конкретный гласный. Ду-воп не зря так называется – в нем все построено на движении гласных.
Gimme Shelter и You Got the Silver были первыми треками, которые мы записали в Olympic Studios для того, что потом стало Let It Bleed – альбомом, над которым мы работали все лето 1969-го, лето, когда умер Брайан. В You Got the Silver не первое вокальное соло, которое я записал для Stones, первое было в Connection. Но эта первая вещь, которую я написал всю сам и только потом показал Мику. И я спел ее в одно лицо просто потому, что нам нужно было распределить нагрузку. Мы всегда пели на два голоса, как Everly Brothers, так что не было такого, что у меня ни с того ни с сего прорезался вокал. Правда, даже с этой песней, как всеми моими вообще, единоличным творцом я себя не чувствовал. Потому что я чертова антенна – я ловлю все песни, которые носятся в воздухе, но это и все. Откуда взялся Midnight Rambler? Без понятия. Это было прошлое, которое стучалось тебе в затылок: “Слышишь, чувак, не забывай про меня. Напиши какой-нибудь охренительный блюз. Напиши вещь, которая повернет жанр в другом направлении, хотя бы чуть-чуть”. Midnight Rambler – это чикагский блюз. Аккордовая последовательность не блюзовая, но звук – чистый Чикаго. Я знал, как попасть с ритмом. Он был в плотности структуры, в этой очереди из ре-, ля– и ми-аккордов. Это не блюзовая последовательность, но на выходе звучала как матерый блюз. Один из самых оригинальных блюзов, которые можно услышать у Stones. Название, вся история – это просто фраза, типичная для сенсационных заголовков, которые не живут дольше суток. Просто тебе повезло заглянуть в газету: “Ночной бродяга снова взялся за свое” – о, это мне пригодится.
То, что ты мог вставить такой вкусный кусок новостей в слова песни, пустить в ход сюжеты и заголовки из сегодняшних газет или просто по виду ничем не примечательную бытовуху, – это было совсем далеко от поп-музыки и одновременно от Коула Портера и Хоуги Кармайкла. “I saw her today at the reception
[167]” – это говорилось ясно, без вывертов. Никакой динамики, никакого представления о том, куда все пойдет дальше. Я думаю, мы с Миком переглянулись и сказали друг другу: а что, если Джону с Полом можно… Beatles и Боб Дилан как следует развернули в эту сторону все дело писания песен и отношение людей к поющему голосу. У Боба, прямо скажем, не особенно шикарный вокал, но он умеет выражать чувства и знает, как им пользоваться, а это важнее, чем любые красоты вокальной техники. Это почти антипение. Но в то же время то, что ты слышишь, это правда.
You Can't Always Get What You Want – практически целиком заслуга Мика. Помню, как он пришел в студию и сказал: я песню принес. Я спросил: слова уже есть? И он говорит: есть, но как она будет звучать? Потому что он написал ее на гитаре – она пока что была в таком фолковом варианте. Мне пришлось подыскать ритм, идею… Я озвучивал разные варианты перед бэндом, то этот набор аккордов, то другой. И кажется, Чарли тогда решил, что подойдет. Это всегда вопрос проб и отбора. И потом мы добавили хор в конце, совершенно намеренно. Давайте запишем кондовый хоровой припев. Другими словами, попробуем достать и тех, кто сидит в ложах. В чем-то это был вызов. Мик и я считали, что нужно увести песню в хор, добавить госпела – по опыту наших американских концертов с черными госпел-сингерами. А потом, что если привлечь какой-нибудь из лучших хоров в Англии, всех этих белых сладкоголосых певцов, и забацать с ними, посмотреть, что они дадут? Завести их слегка, дать им немного хорошей раскачки, а? You ca-a-arnt always…
[168] Контраст получился шикарный.
В начале июня, когда мы каждый день работали в Olympic Studios над этими вещами, я умудрился перевернуть “мерседес” с Анитой внутри – на восьмом месяце беременности Марлоном. Анита сломала ключицу. Я отвез ее в больницу Сент-Ричардс, и они залатали ее за полчаса, пока я сидел за дверью, – о нас позаботились настоящие мастера. Но, выходя, угодил прямо в лапы брайтонских следователей, которые забрали нас в участок в Чичестер и начали допрашивать. Представляете, у меня на руках беременная женщина со сломанной ключицей, на дворе три часа ночи, а этим все до пизды. Чем больше я сталкиваюсь с копами, особенно с британской породой, тем больше хочется сказать: непонятно вообще, кого из них готовят. Может, мои манеры тоже виноваты, но что я должен сделать – снять штаны и задницу подставить? Да идите вы. У них было подозрение на наркотики. Ну конечно, наркотики! Им нужно было поинтересоваться дубом, который рос за поворотом. Сразу начали приставать: “Как это машина перевернулась? Наверняка вы были в отключке”. Вообще-то ни хрена подобного. На повороте, недалеко от “Редлендса”, в машине зажегся красный свет и все перестало работать. Отказала гидравлика. Тормоза не работали, руль на работал, машину просто возило по траве, а потом кувыркнуло. Это был кабриолет, и потому при перевороте трехтонную дуру держало одно ветровое стекло и стойки, на которых натягивается брезент. Чудо, что стекло не подломилось. Я только потом выяснил почему – потому что машину построили в 1947-м с применением деталей и броневой стали немецких танков, сразу после войны, из собранного с боевых полей металлолома – из всего, что было в распоряжении. Эта штука была переплавлена из брони. По сути, я ездил на танке с брезентовой крышей. Неудивительно, что они за шесть недель подмяли всю Францию. И чуть было не завоевали Россию. В общем, немецкие танки спасли мне жизнь.
