Но в 1970-м у нас на руках была проблема.
Мы застряли в идиотской ситуации, когда Клайн выписывал нам деньги, которые нам было никогда не вернуть, потому что он не заплатил с них налог, да и в любом случае деньги мы потратили. Налоговая ставка в начале 1970-х у людей с самым высокими доходами была 83 % и все 98 %, если речь шла о прибыли с вложений и остальных так называемых нетрудовых доходов. Так что это было практически то же самое, как если б нам сказали: проваливайте из страны.
И я снимаю шляпу перед Рупертом за то, что он нашел способ выбраться из-под неподъемного долга. Именно Руперт посоветовал нам принять статус нерезидентов – единственная для нас возможность опять встать на ноги финансово.
По-моему, чего меньше всего ожидали власть предержащие, когда огрели нас этим космическим налогом, это что мы скажем: хорошо, мы уезжаем. Станем еще одними в списке тех, кто не платит вам налоги. В их расчеты такое просто не входило. А мы, наоборот, выросли как никогда, да еще и произвели на свет Exile on Main St. – возможно, вообще нашу лучшую работу. Они не верили, что мы сможем продолжать как обычно, если не будем жить в Англии. И, если совсем честно, мы тоже очень сомневались. Мы не знали, получится ли у нас, но что еще оставалось, кроме как попробовать? Сидеть в Англии, чтобы они отдавали нам по пенни с каждого заработанного фунта? Желания прикрыть лавочку у нас не было. Так что мы снялись с места и отправились во Францию.
Мы душа в душу с Грэмом Парсонсом, приехавшим в гости в “Неллькот” во время записи Exile on Main St.
Dominique Tarle
Глава восьмая
В которой мы уезжаем во Францию весной 1971-го и я снимаю “Неллькот”, особняк на Ривьере. Мик играет свадьбу в Сен-Тропе. Мы ставим на прикол свой фургон-студию для записи Exile on Main St. и начинаем плотно работать ночными сменами. Плаваем позавтракать в Италию на “Мандраксе”. Я набираю пиковую форму с пятиструнной гитарой. Приезжает Грэм Парсонс, и у Мика просыпается чувство собственничества. Я изолирую себя от мира наркотиками, нас накрывает полиция. В последний раз провожу время с Грэмом в Лос-Анджелесе и крепко подсаживаюсь на второсортную дурь. Убегаю лечиться в Швейцарию вместе с Анитой, переживаю кошмары ломки и еще до выписки сочиняю Angie
Когда я впервые увидел “Неллькот”, то подумал, что на какое-то время, пожалуй, смогу пережить изгнание. Это был самый потрясающий дом на свете, прямо у подножия мыса Ферра, с видом на бухту Вильфранша. Его построил где-то в 1890-х английский банкир – дом с большим садом, немного заросшим, за шикарными чугунными воротами. Пропорции были великолепные. Если с утра ты чувствовал себя слегка разбитым, можно было прогуляться по этому сверкающему шато, и ты приходил в норму. Он был как версальская зеркальная галерея – с потолками в двадцать футов, мраморными колоннами и парадными лестницами. Я просыпался и думал: неужели это мой дом? Или: черт, наконец это досталось кому надо. Великолепие, которое мы заслужили после британского убожества. И раз мы все равно решили жить за границей, то пережидать это время в “Неллькоте” было, наверное, не самым худшим вариантом. Мы провели в разъездах целую вечность, и “Неллькот” был намного лучше, чем любой Holiday Inn! Я думаю, на фоне того, что происходило в Англии, во Франции все смогли наконец расслабиться.
Никаких планов записываться в “Неллькоте” у нас не было. Мы собирались поездить и поискать студии в Ницце или Канне, хотя организационная сторона была под вопросом. Чарли Уоттс снял дом далеко в Воклюзе, в нескольких часах езды на машине. Билл Уаймен поселился выше в горах, рядом с Грасом. Скоро он уже проводил время – с кем бы вы думали? – с Марком Шагалом! Самое неправдоподобное сочетание, какое я могу себе представить – Билл Уаймен и Марк Шагал, – как Шагал по-соседски заглядывает к Биллу пропустить чашку его ужасного чая. Мик жил сначала в отеле Byblos в Сен-Тропе, ждал там дня свадьбы, потом снял дом, принадлежавший дяде князя Ренье, а потом другой, которым владела некто по имени мадам Толстая. О чем я и говорил: наш союз с культурным евроотребьем. Или их – с нами, белым отребьем. Эти по крайней мере принимали нас с распростертыми объятьями.
Одной из интересных деталей “Неллькота” была маленькая лестница прямо к причалу. Скоро я пришвартовал к нему “Мандракс-2”, свой супермощный двадцатифутовый катер производства Riva, из красного дерева, элитное изделие итальянского маломерного судостроения. “Мандракс” – это была анаграмма его первоначального имени. Все, что мне понадобилось, – это сбить пару букв и еще пару передвинуть – я не мог удержаться, чтобы не использовать такой шанс. Я купил катер у одного человека, переименовал и сразу поплыл. Ни капитанских прав, ни лоцманских. Меня даже не спросили для проформы, выходил ли я когда-нибудь в море. Теперь, говорят, нужно сдавать экзамены, иначе не поплывешь. Когда подобралась компания – Бобби Киз, потом Грэм Парсонс и остальные, – мы тут же отправились тестировать “Мандракс” на зеркальной средиземноморской глади, рванули в сторону Ривьеры и приключений. Но это было потом. Вначале был вопрос с устройством свадьбы Мика с Бианкой, его никарагуанской невестой, и этот вопрос встал в мае, через четыре недели после нашего приезда. Марианна удалилась из жизни Мика в прошлом, 1970-м, и вошла в свое потерянное десятилетие.
Мик придумал устроить тихую, как ему казалось, церемонию – это в Сен-Тропе-то, на пике сезона. Естественно, ни один журналист не остался дома. В те дни, когда еще не было личной охраны, новобрачным и гостям пришлось продираться по улицам через фотографов и туристов, от церкви до приемной мэра, с рукопашным боем, как когда хочешь попасть к бару в стоящем на ушах клубе. Я свалил и оставил отдуваться Бобби Киза, который в то время плотно дружил с Миком, ему досталась роль помощника шафера или кого-то такого. Шафером был Роже Вадим.
Роль Бобби упоминается здесь потому, что подружкой невесты при Бианке была очень симпатичная Натали Делон, брошенная жена французского киногероя Алена Делона, и Бобби сильно и опасно ею увлекся. Они с Делоном оказались в центре скандала, в который были замешаны французский премьер-министр Жорж Помпиду и его жена, а также преступный мир от Марселя до Парижа. Был убит югославский телохранитель Делона, с которым у Натали был короткий роман, его тело нашли на свалке в пригороде Парижа. В его убийстве так никого и не обвинили. Делон оставил Натали и сошелся с актрисой Мирей Дарк. Это была крупная заваруха с опасными последствиями. За Делоном и Натали стояли влиятельные фигуры из марсельского общества, до которого тут было недалеко, плюс банда югославских крутых ребят. Очевидно, много кто был выведен из себя, и дело не обошлось без крупного политического шантажа, самой Натали у машины кто-то открутил гайки на колесах. Наверное, все-таки не самый подходящий момент становиться ее новым кавалером.
Но у Бобби, который вообще ничего не знал, случилось стремительное увлечение, и на гулянке в тот вечер он вложил в свою дудку всю душу, лишь бы привлечь ее внимание. Не сводил с Натали глаз ни на секунду. Он уехал в Лондон, а потом вернулся работать над альбомом в “Неллькот”. И, когда он вернулся, Натали все еще жила здесь вместе с Бианкой. Что случилось потом? Ну, они оба живы, когда я это пишу, хотя не очень понимаю почему. Прошло еще несколько недель, и проблема всплыла по-настоящему.
