Женя тихонько вернулась в свой закуток и остаток дня просидела там. Тряслась, чтобы Дубов не вызвал ее на ковер.
Она умела признавать поражения. Но сегодня Женя никак не могла в него поверить. Пресс-релиз у нее получился неплохим. И Бритвину понравился… Так какого ж рожна?!
Под конец рабочего дня она позвонила Мише Боброву. Он, видно, понял по расстроенному голосу, что ей плохо, и, даже не дослушав ее, сказал:
– Я подъеду. К тебе. К шести.
– Жду, – Женя с радостью подчинилась его уверенному и твердому голосу.
Когда ровно в шесть она садилась в его «Тойоту», Миша сказал:
– Ничего сейчас не рассказывай. Поговорим на месте.
– На каком месте? – не поняла она.
– Увидишь! – загадочно улыбнулся Миша.
«Тойота» выскочила на Ленинградку – и порулила не к центру, как обычно, а в сторону Кольцевой.
Женя молчала, слушала радио. Когда вдруг закрутили «пополамовскую» песню – чуть не расплакалась.
Миша ласково погладил ее по коленке. «Тойота» уверенно мчалась справа, рядом с тротуаром.
– Все-таки – куда мы едем? – спросила Женя.
– Давай ко мне домой, – весело предложил Миша. – Здесь рядом.
– Будешь утешать? Старым как мир способом? – резко спросила Женя. Только этого ей сейчас не хватало!
– Никаких «старых способов», – строго глянул на нее, отрываясь на секунду от дороги, Миша. – Все исключительно целомудренно… Просто сегодня утром у меня была мама. Напекла пирожков. Целую гору. Кто ж их съест, если ты не поможешь?
Возражать было нечего. Женя опять замолчала.
Миша свернул куда-то в переулки. Кружил по безликим улицам, уставленным одинаково серыми панельными многоэтажками. Здесь Москва казалась еще более скучной и скученной, чем у нее в Жулебине.
– Ты отвезешь меня домой после своих пирожков? – спросила Женя.
– Да, – рассеянно ответил Бобров. – Конечно, да.
Она искоса посмотрела на Мишу. Он не отрывался от дороги. Вел машину спокойно, уверенно и быстро.
Машина зарулила во двор. Бобров припарковался.
Вышел из «Тойоты». Быстро обошел ее. Распахнул перед Женей дверцу. Подал руку. «Какая галантность, – иронически подумала она. – Привез меня кушать мамочкины пирожки… Выходит, я его очаровала?.. Он без ума? А что, прекрасная пара… И прописка у него московская… Интересно, сколько он зарабатывает?..»
Она отогнала совсем не своевременные сейчас мысли. Бобров запер машину, прошел вперед и предупредительно распахнул перед ней дверь подъезда. Входя, она украдкой взглянула на часы. Без четверти семь, уже темно. «Приличные девушки в одиночку в гости к мужчинам не ходят. Но в моем К. я считаюсь девушкой неприличной… А в Москве на то, кто к кому и во сколько ходит в гости, народу наплевать…»
* * *
В квартире Боброва женщинами не пахло. Ни цветов, ни кружавчиков в комнате.
В ванной – единственная зубная щетка. Крем для бритья. Бритвенный станок. Ни тебе сохнувших чьих-нибудь трусиков.
Аскетичный суровый быт.
Квартирка еще меньше, чем ее. Низкие потолки… Совмещенные удобства… Не успела Женя проинспектировать ванную, как на кухне ее встретила гора румяных пирожков. И огромная чашка крепкого чая.
Она вдохнула вкуснейший пирожочный дух и поняла, как голодна. Странно – впервые за неделю она нормально пообедала, а к вечеру опять проголодалась! От нервов, что ли?
– Почему пирожки теплые? – удивилась Женя.
– Подогрел в печи, – улыбнулся Миша. Видно было, что ему доставляет удовольствие ухаживать за ней. Он бухнул ей в чашку три ложки сахара – и даже сам размешал. Женя не утерпела, вгрызлась в пирожок.
Она съела пирожков, наверное, двадцать, прежде чем насытилась. Обиды и злость сегодняшнего дня отодвинулись. Сытая эйфория овладела ею. Вернулся Миша, предложил: «Пойдем в комнату. Там удобней». Она покорно встала и перешла в комнату. Села в кресло. Миша откуда ни возьмись взялся с пледом. Укрыл ей ноги. Ей вдруг стало так хорошо, как ни разу с тех пор, как умерла мама. Кто-то о ней заботился. «Хочешь вина? – спросил Миша. – Настоящее, французское». Она отрицательно покачала головой. От сытости Женя почти засыпала.
Миша включил музыку. Заиграло что-то легкое, классическое, Вивальди, кажется. Миша сел на диван рядом. Взял ее за руку. «Классическая стратегия обольщения, – лениво подумала Женя. – Ну и черт с ним!.. А почему бы не попробовать? Вдруг – с ним все получится?»
– Ты обещал мне французского вина, – лениво проговорила она.
Голос прозвучал хрипло.
* * *
Много позже, когда она уже провалилась в сон – глубокий, сладкий, без сновидений, а потом – спустя, наверное, час – в ужасе проснулась: «Где я? Что со мной?» – горел ночник, и Миша лежал рядом, опершись на локоть. Он ласково смотрел на нее и улыбался. – Спи, спи, маленькая… – Он ласково погладил ее по голове. Она доверчиво взяла мужскую руку в свои ладони. Спать совсем не хотелось.
– Принеси мне водички, – сказала она.
Он безропотно прошлепал, голый, на кухню. Ягодицы у него были красивые.
Принес ей воды. Она выхлебала целую кружку. Откинулась на подушки. И подумала: «Дубов со своими придирками – это просто фигня! Наплевать! Зачем мне «Глобус» и «Пополамы», когда рядом – Миша…»
Глава 5
На следующий день поздним вечером ей домой вдруг позвонил Бритвин.
– Привет, Марченко. – Его голос в телефонной трубке звучал безжизненно. – Что нового?
Дима говорил словно через силу. Пьяный он, что ли? Или случилось что?
– Привет, Ди-имочка, – ласково протянула Женя. – Ничего нового. Но все хорошо. И я рада тебя слышать.
«Что ему надо, интересно, в половине двенадцатого ночи?»
– Я к тебе приеду, – прошелестел в трубке голос Бритвина.
– В смысле? – не поняла Женя.
– Что «в смысле»? Приеду. Сейчас. К тебе. Домой.
Да. Похоже, он пьян.
– Но уже полдвенадцатого! – слабо возразила она. Кажется, тактику защиты она избрала неверную, потому что Бритвин тут же обиженно произнес:
– Да что вы за люди такие! Если по работе – все время: «Как ты думаешь, Димочка?», «Скажи, Димочка»!.. А если – просто поговорить, пообщаться? Сразу начинается: «Уже двенадцатый час, да в каком это смысле ты приедешь…» В самом прямом смысле я приеду!.. В физическом!.. Но ты не волнуйся, Марченко, – твоей девичьей чести ничто не угрожает. Никакого «херрасмента» не будет. И не надейся!..
Что толку спорить с пьяным мужчиной, да еще чем-то (или кем-то) обиженным и раздраженным. Оставалось бросить что-то резкое и швырнуть трубку – или соглашаться. Приглашать Бритвина. И, возможно, еще полночи выслушивать его хмельные откровения… И, очень может быть, отбиваться от него… Что за напасть, ей-богу!
