Глава десятая
Лифт такой крошечный, что нам с трудом удается поставить елку прямо. Калеб нажимает кнопку третьего этажа, и мы поднимаемся. Когда дверь лифта открывается, я первой протискиваюсь к выходу, мой спутник наклоняет ель, и я подхватываю ее. Мы тащим ее в самый конец коридора, где Калеб стучит коленом в последнюю дверь. К дверному глазку прикреплен ангел из цветной бумаги, вырезанный, похоже, детской рукой. Ангел держит ленту с надписью Feliz Navidad
[8].
Дверь открывает тучная седая женщина в платье в цветочек. Увидев нас, обрадованная и удивленная, она отступает на шаг:
— Калеб!
Держа елку за ствол, Калеб произносит:
— Счастливого Рождества, миссис Трухильо.
— Луис не говорил, что ты придешь. Да еще с елкой!
— Он хотел, чтобы для вас это был сюрприз, — отвечает Калеб. — Миссис Трухильо, это моя подруга Сьерра.
Миссис Трухильо, похоже, готова заключить меня в объятия, но ей мешает то, что руки у меня заняты.
— Очень приятно, — говорит она. Мы заносим елку в квартиру, и я вижу, как женщина подмигивает Калебу, кивая в мою сторону, но притворяюсь, что не замечаю.
— В Продовольственном банке сказали, что у вас никогда еще не было живой ели на Рождество, — говорит Калеб. — Вот я и подумал, что в этом году мог бы вас с этим выручить.
Женщина краснеет и треплет его по плечу.
— Милый мальчик! У тебя такое доброе сердце! — Шаркая тапками, она пересекает гостиную, которая служит и столовой, и, наклоняясь, выуживает из-под дивана подставку для елки. При этом цветы на ее платье растягиваются во все стороны.
— Мы еще не успели поставить искусственную елку — Луис весь в уроках. А тут ты с живой!
Мы с Калебом продолжаем держать дерево, пока миссис Трухильо отпинывает в сторону стопки журналов и помещает подставку в угол. Без устали повторяя, как же ей нравится запах живой ели.
Потом она смотрит на Калеба и прижимает ладонь к сердцу.
— Спасибо, Калеб. Спасибо тебе. Спасибо.
С противоположного конца комнаты раздается голос:
— Мам, я думаю, он тебя услышал.
В узком коридорчике появляется парень примерно нашего возраста, должно быть, это и есть Луис. Калеб говорит ему:
— Привет, дружище.
— Луис! Смотри, что Калеб принес.
Луис смотрит на ель и смущенно улыбается. Кажется, ему неловко.
— Спасибо, — произносит он.
Миссис Трухильо касается моей руки.
— А ты учишься вместе с мальчиками?
— Вообще-то, я из Орегона, — отвечаю я.
— Ее родители — владельцы елочного базара, — объясняет Калеб. — Это их елка.
— Правда? — Она смотрит на меня. — А Калеб, значит, работает у вас в службе доставки?
Луис смеется, а миссис Трухильо, кажется, сбита с толку.
— Нет, — говорит Калеб и переводит взгляд на меня. — Не совсем. Мы…
Я смотрю на него.
— Продолжай. — Мне интересно, как он объяснит, что нас связывает.
Калеб усмехается.
— Мы просто сдружились за последние пару дней.
Миссис Трухильо всплескивает руками.
— Понимаю. Я задаю слишком много вопросов. Калеб, угостишь своих родителей турроном
[9] от меня?
— Конечно! — отвечает Калеб и смотрит на нее так, словно ему предложили стакан воды посреди пустыни. — Сьерра, тебе обязательно надо попробовать туррон.
Миссис Трухильо хлопает в ладоши.
— Точно! И ты своим захвати. Я так много наделала. Позже мы с Луисом пойдем угощать соседей.
Она велит Луису принести салфетки и вручает нам нечто, больше всего напоминающее миндальные козинаки. Отламываю кусочек, кладу в рот… о, как же вкусно! Калеб в один прием уминает половину своей порции.
Миссис Трухильо сияет. Она кладет в пакетики еще несколько кусочков — нам с собой. Мы еще раз благодарим ее за угощение и направляемся к выходу. Калеб открывает дверь, и на пороге женщина обнимает его и долго не отпускает, снова и снова осыпая благодарностями.
Мы ждем лифта с пакетами туррона в руках, и я спрашиваю:
— Так значит, Луис — твой друг?
— Меньше всего мне хотелось, чтобы возникла неловкая ситуация, — говорит он и кивает. Двери открываются, мы входим в лифт, и Калеб жмет кнопку первого этажа. — В Продовольственном банке есть списки, в которых семьи отмечают то, что им нужно прежде всего. Ну, я и попросил клерков узнать, не нужна ли кому елка. Так я получаю адреса. Там был и адрес Луиса, поэтому я спросил его, как он смотрит на то, чтобы им подарили ель, но…
— Он не особо обрадовался, — догадываюсь я. — Думаешь, ему очень неловко?
— Переживет, — отвечает Калеб. — Он же знает, как его мама мечтала о елке. А она, между прочим, добрейшая женщина на свете.
Двери открываются, и Калеб пропускает меня вперед.
— Она так благодарна за все, — продолжает он, — и никогда никого не осуждает. Такие люди должны получать то, чего им хочется, хотя бы иногда.
Мы садимся в фургон, выруливаем на шоссе и едем в сторону базара.
— Так почему ты все-таки этим занимаешься? — спрашиваю я, решив, что этот разговор мало-помалу приведет нас к беседе на более личные темы.
Примерно полквартала мы проезжаем в тишине: он молчит. И наконец отвечает:
— Что ж, если уж ты рассказала мне о своих деревьях на холме…
— Это будет честно, — отвечаю я.
— Я занимаюсь этим по той же причине, по которой знаю, что Луис не станет обижаться на мой подарок, — говорит он. — Он понимает, что это от чистого сердца. Ведь после того, как мои родители развелись, мы некоторое время жили так же, как сейчас живут Трухильо. У мамы едва хватало денег на самые скромные подарки для нас, я уж молчу про елку.
Я заношу эту информацию в небольшой, но пополняющийся список сведений о Калебе.
— И как сейчас ваши дела? — спрашиваю я.
— Уже лучше. Сейчас маму повысили до главы отдела, и мы снова можем позволить себе покупать живые елки. Самая первая, которую я у вас приобрел, была для нас. — Он бросает на меня взгляд и улыбается. — Мама, конечно, по-прежнему экономит, не тратит много на те же украшения, но понимает, что живая ель очень много для нас значит, и значила с самого детства.
