— Это на потом, — говорит он. — Сюда будет капать воск.
Я надеваю картонку на свечу и кладу ее на колени.
— А твоя мама и Эбби придут?
Он показывает на хор. И я вижу Эбби и маму Калеба в центре помоста. Они улыбаются и смотрят на нас. Его мама лучится счастьем, стоя рядом с Эбби. Мы с Калебом одновременно поднимаем руки и машем. Эбби тоже хочет помахать, но мама удерживает ее руку. К пульту уже подошел дирижер.
— У Эбби музыкальный талант, — шепчет Калеб. — Мама говорит, она всего два раза с ними репетировала и уже все запомнила.
Первый гимн — «Вести ангельской внемли».
Хор исполняет еще несколько хоралов, а потом пастор произносит искреннюю и глубокую проповедь об истории Рождества и о том, что значит для него эта ночь. Красота его слов и благодарность, с которой он говорит о рождении Христа, трогают меня до глубины души. Я держу Калеба под локоть, и в глазах у него тепло и доброта.
Хор запевает «Мы три волхва». Калеб наклоняется ко мне и шепчет:
— Пойдем на минутку на улицу.
Он берет мою свечу, и мы выходим из церкви. Стеклянные двери закрываются, и нас окутывает ночная прохлада.
— Зачем мы ушли? — спрашиваю я.
Он наклоняется и нежно меня целует. Я тянусь к нему и дотрагиваюсь до его прохладных щек, отчего его губы кажутся еще теплее. Возможно ли, что каждый его поцелуй будет таким же волшебным и необыкновенным?
Он поворачивает голову и прислушивается.
— Начинается.
Мы неторопливо обходим церковь. Над нами возвышаются стены и колокольня. Узкие окна не пропускают свет, но это потому что они застеклены витражами.
— Что начинается? — спрашиваю я.
— Там темно, потому что служки прошлись по рядам и задули свечи, — отвечает он. — Но ты слушай.
Он закрывает глаза. И я тоже закрываю. Сначала голоса совсем тихи, но все же я их слышу. Поет не только хор, весь приход.
— Ночь тиха… ночь свята.
— Сейчас только двое на помосте держат зажженные свечи. Только две свечи. Остальные еще свои не зажгли. — Он протягивает мне свечу. Я берусь за самый низ и чувствую над пальцами картонный диск. — Эти двое с зажженными свечами идут по центральному проходу; один зажигает свечи в левом ряду, а другой — в правом.
— В яслях дремлет дитя…
Калеб достает из кармана рубашки коробок спичек, отрывает одну и чиркает ею. Он зажигает свою свечу и гасит спичку.
— Сейчас те, кто сидит в первых двух рядах ближе к проходу, поворачиваются к соседу и помогают ему зажечь свечу.
— Светлый ангел летит с небес…
Калеб подносит мне свечу. Я наклоняю свою и приближаю фитиль к пламени, пока тот не вспыхивает.
— Одна за другой загораются свечи. Сначала один ряд, потом второй… От прихожанина к прихожанину, медленно, и торжественность нарастает. Ты сидишь и ждешь, когда же придет твоя очередь.
Я смотрю на маленькое пламя своей свечи.
— Счастья ждут все сердца…
— Постепенно пламя доходит до последних рядов, и весь зал наполняется светом.
— Вам родился Христос, вам родился Христос…
— Посмотри наверх, — тихо произносит он.
Я смотрю на витражное окно. Изнутри просачивается теплое сияние. Стеклышки переливаются всеми оттенками красного, желтого и синего. Я стою, затаив дыхание, и слушаю гимн.
— Ночь тиха… ночь свята.
Гимн повторяют еще раз. Наконец в церкви и на улице наступает полная тишина.
Калеб наклоняется и тихонько задувает свечу. Я задуваю свою.
— Как хорошо, что мы вышли, — говорю я.
Он притягивает меня к себе и нежно целует, касаясь моих губ губами всего на мгновение.
Все еще обнимая его, я отстраняюсь и спрашиваю:
— Но почему ты не захотел, чтобы я увидела церемонию?
— За последние несколько лет я никогда не чувствовал себя так спокойно, как в то мгновение, когда загоралась моя свеча. Всего на долю секунды я снова становился счастливым. — Он привлекает меня ближе, утыкается подбородком мне в плечо и шепчет мне на ухо: — В этом году мне хотелось, чтобы в этот момент рядом была только ты.
— Спасибо, — шепчу я в ответ. — Это было прекрасно.
Глава двадцать третья
Рождественская служба окончена. Двери церкви распахиваются. Уже за полночь, люди устали, но на их лицах счастливая безмятежность и радость. Большинство возвращаются в машины молча, но некоторые обмениваются искренними пожеланиями счастливого Рождества.
Рождество.
Мой последний день.
Джеремайя придерживает дверь, выпуская нескольких прихожан, а потом подходит к нам.
— Я видел, как вы улизнули, — говорит он. — Пропустили самое интересное.
Я смотрю на Калеба.
— Мы правда пропустили самое интересное?
— Я так не думаю, — отвечает он.
— Нет, не пропустили, — с улыбкой говорю я Джеремайе.
Джеремайя пожимает Калебу руку, а потом обнимает его.
— Счастливого Рождества, друг.
Калеб молчит. Он просто обнимает Джеремайю, закрыв глаза.
Тот похлопывает его по плечу и бросается обнимать меня.
— И тебя с Рождеством, Сьерра.
— С Рождеством, Джеремайя.
— Увидимся утром, — говорит он и возвращается в церковь.
— Нам пора возвращаться, — говорит Калеб.
Словами не объяснить, как много сегодняшний вечер значил для меня. Мне хочется сказать Калебу, что я люблю его. Сейчас самое подходящее время и место, ведь я только что сама это поняла.
Но я не могу произнести эти слова. Это несправедливо по отношению к нему: услышать мое признание и тут же со мной разлучиться. Если я произнесу эти слова, они отпечатаются в моем сердце. Всю дорогу домой я не смогу больше думать ни о чем.
— Жаль, что нельзя остановить время, — говорю я. Это лучшее, что я могу сказать.
— Я тоже об этом жалею. — Он берет меня за руку. — Так что же дальше? Как думаешь?
Я бы хотела, чтобы он сам ответил на этот вопрос. Просто пообещать созваниваться — этого кажется мало. Мы будем созваниваться, но что еще?
Я качаю головой.
— Я не знаю.
Когда мы возвращаемся на базар, Калеб целует меня и поворачивается, чтобы уйти. Сейчас самое время начать забывать друг о друге. Не будет никакого рождественского чуда. Я не останусь в Калифорнии, и никто не гарантирует, что у этой истории будет продолжение.