— Я вернулся на Кардиналз-Пик к той твоей елке, которую срубили. Ты должна взять с собой хотя бы ее частичку.
Теперь мы с Хизер обе сидим, прикрывая рот руками. Девон барабанит пальцами по столу.
— Пару недель назад я купил тебе кое-что еще. — Калеб достает почти прозрачный мешочек из золотистой ткани. — Обрати внимание, какой диафанический мешочек.
— Очень диафанический, — со смехом отвечаю я. Сквозь прозрачную ткань я вижу золотую цепочку, ослабляю завязки и вытряхиваю ее. На цепочке подвеска — перелетная утка.
— Теперь зимой мы будем ждать не только птиц, летящих к нам на юг, — тихо произносит он.
Наши взгляды встречаются, и мне кажется, что Хизер и Девона уже нет с нами рядом.
Хизер все понимает.
— Милый, пойдем, поможешь мне выбрать праздничную музыку.
По-прежнему глядя Калебу в глаза, я обнимаю его, и мы целуемся. Потом я кладу голову ему на плечо. Если бы я могла, я вообще бы его не отпускала.
— Спасибо за подарок, — шепчет он.
— И тебе.
Из соседней комнаты доносится медленная рождественская мелодия. Мы с Калебом сидим и не двигаемся, пока не начинается третья по счету песня.
— Давай я отвезу тебя домой, — наконец говорит он.
Я выпрямляюсь и поднимаю волосы.
— Сначала надень мне цепочку.
Калеб опускает подвеску мне между ключиц и застегивает замочек на шее. Пытаюсь запомнить каждое его прикосновение. Мы берем куртки и прощаемся с Хизер и Девоном — те обнявшись сидят на диване.
На обратном пути чувствую себя очень одиноко, хотя Калеб сидит рядом. Мы как будто уже потихоньку возвращаемся каждый в свой мир. Я несколько раз дотрагиваюсь до цепочки и вижу, что он смотрит на меня, когда я это делаю.
Я выхожу из фургона. Ноги касаются земли, и я не могу сдвинуться с места.
— Не хочу, чтобы на этом все закончилось, — выпаливаю я.
— Это необязательно, — отвечает он.
— Но ты ужинаешь с мамой и Эбби, а мы весь вечер будем собираться. Утром мы с мамой уедем.
— Сделай кое-что для меня, — говорит он.
Я жду, о чем он попросит.
— Верь в нас.
Я киваю, закусив губу. Потом отступаю назад, закрываю дверь и машу ему рукой. Он уезжает, а я молю:
Пожалуйста, пусть мы еще увидимся.
Глава двадцать четвертая
Рабочие складывают шатер; Луис и Джеремайя помогают. Другие ребята сворачивают иллюминацию и провода. Я помогаю покупателям разобрать оставшиеся елки. Мы продаем их по дешевке: древесину высушат и пустят на дрова. Приезжают ребята из бюро национальных парков, и мы отдаем им оставшиеся елки. Их увезут на фургонах и утопят в близлежащих озерах, где они превратятся в естественный озерный риф.
Весь день я то и дело тереблю цепочку. Мы с родителями заказываем в трейлер китайскую еду, а после ужина кое-кто из ребят возвращается. Каждый год мы разводим на опустевшем базаре огромный костер. Сидим у огня на складных стульях и деревянных скамейках и жарим зефир. Луис передает по кругу крекеры и шоколад, чтобы приготовить самый вкусный в мире зефирно-шоколадный бутерброд
[24]. Хизер и Девон тоже здесь и спорят, чем заняться на Новый год. Девон хочет посмотреть футбол, а Хизер — пойти погулять.
Ко мне подсаживается Джеремайя.
— Какая-то ты грустная, Сьерра. Рождество ведь.
— Терпеть не могу послепраздничный отходняк, — признаюсь я. — А в этом году особенно тяжело.
— Из-за Калеба?
— Ага. Из-за этого города. Из-за всего. — Смотрю на лица ребят, сидящих у костра. — В этом году я полюбила это место больше прежнего.
— Можно совет? — спрашивает он.
Я поворачиваюсь к нему.
— Смотря какой.
— Я потерял кучу времени и собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы наверстать упущенное с Калебом. Поэтому вот что я тебе скажу: постарайся не упустить его. Чего бы это ни стоило. Вы так хорошо подходите друг другу.
Я киваю и сглатываю застрявший в горле комок.
— Он мне подходит. Я знаю. Но если рассуждать логически, как я могу…
— Забудь о логике, — прерывает меня он. — Логика не подскажет, чего ты хочешь на самом деле.
— Я знаю. И это не каприз, — я смотрю на огонь, — а нечто большее.
— Значит, тебе повезло. Ведь тот, кто тебе небезразличен, хочет того же, что и ты.
И он похлопывает меня по плечу. А когда я поворачиваюсь к нему, вытягивает руку в сторону темного силуэта Кардиналз-Пик. На вершине поблескивают сотни мерцающих огней.
Я хватаюсь за сердце.
— Это мои деревья?
— Только что зажглись, — отвечает он.
В кармане жужжит телефон. Я смотрю на Джеремайю, но тот лишь пожимает плечами. Достаю телефон и вижу сообщение от Калеба:
Мы с твоей лесной семьей уже скучаем.
Я вскакиваю на ноги.
— Он там, наверху! Я должна его увидеть!
Мама с папой сидят напротив, завернувшись в один плед.
— Можно я?.. Мне нужно… — Я показываю на гору. — Он…
Родители улыбаются, и мама говорит:
— Завтра рано вставать. Не задерживайся.
— И не теряй голову, — добавляет папа. Мы с мамой смеемся.
Я поворачиваюсь к Хизер и Девону. Девон обнял ее, а она прижалась к нему, свернувшись калачиком. Я крепко обнимаю своих друзей на прощание.
Убедившись, что родители не слышат, Хизер шепчет мне на ухо:
— Не замерзните там.
Я подхожу к Джеремайе.
— Отвезешь меня?
— С радостью, — отвечает он.
— Спасибо, — говорю я. — Вот только возьму кое-что.
Дорога до шлагбаума у подножия Кардиналз-Пик кажется невыносимо длинной. Наконец, Джеремайя останавливается на поросшей травой обочине и говорит:
— Дальше сама. Не хочется быть пятым колесом. — Мы смотрим вверх, на гору и мерцающие огоньки. Джеремайя открывает бардачок и дает мне маленький фонарик.
Я обнимаю его.
— Спасибо.
Я включаю фонарик, выхожу из машины и закрываю дверь. Джеремайя дает задний ход. Вскоре свет его фар удаляется, и я остаюсь одна. Только я, тусклый свет фонарика и высоченная гора. Вокруг темно; единственный источник света — мои деревья с разноцветными гирляндами лампочек там, наверху, где меня ждет самый удивительный человек на свете.
