Синьора Наполитано ухватилась за его плечи. Он присел, завел руки за ее колени и помог ей устроиться у себя на спине. Она обхватила его за талию ногами. Весила она вряд ли больше, чем его рюкзак.
– Считайте себя жокеем на коне, – сказал он, держа перед собой скрипку. – И не отпускайте.
– Отпустить? Ни за что в жизни. И мысли такой не было.
Пино охватило было сомнение, но он тут же прогнал его, поелозил лыжами по снегу и прицелился вниз, в направлении внешнего края поля лавины, в тридцати метрах от них. Они начали спускаться. Из-под свежего снега торчали кочки и глыбы льда. Они набирали скорость, и Пино старался избегать их. Но неизбежно на пути неожиданно попался такой валун, который он не успел объехать. Они заехали на него, а потом спрыгнули и пролетели несколько метров по воздуху.
– Ах! – вскрикнула синьора Наполитано.
Пино неловко приземлился, лыжи пошли наперекосяк, и он уже подумал, что сейчас потеряет равновесие, его вместе с беременной женщиной развернет и они на всем ходу упадут на мерзлые камни.
Но потом, увидев, что перед ним на пути холмик, он инстинктивно подался в сторону, объезжая его, затем в другую сторону и двумя этими маневрами восстановил равновесие. Спуск ускорился. Теперь Пино с синьорой Наполитано покинули опасный склон и оказались на свежем рыхлом снегу.
Держа перед собой скрипку, Пино усмехнулся и начал делать синхронные движения ногами, чтобы зарыться в снег поглубже, потом расслабил их и теперь покатил, как учил его отец Ре, вприсядку. Такое движение на мгновение разгружало его при каждом повороте, а потому ему удавалось смещать вес и поворачивать лыжи почти без усилий. Лыжи описывали длинные непрерывные кривые набирали скорость, проносились сквозь снежные заносы, которые взрывались, и лица их заносило снегом.
Синьора Наполитано долго молчала. Он решил, что она закрыла глаза и молится о спасении жизни.
Но вдруг она закричала ему в ухо:
– Уи-и-и-и! Мы словно птицы, Пино! Мы летим!
Синьора Наполитано хихикала и охала, когда им попадался очередной холмик. Он чувствовал, как ее подбородок упирается ему в правое плечо, и понял, что она видит их путь, когда он закладывает длинные, летящие неторопливые виражи вниз по склону, к замерзшему озеру, к лесу и свободе за ними.
Пино понял, что склон скоро кончится, а впереди его ждет плоская поверхность. Хотя ноги у него горели, он направил лыжи по последнему крутому спуску прямо к лесистому треугольнику Италии, врезавшемуся в Швейцарию.
Пино теперь ехал прямо, без слаломных выкрутасов. Двигался по прямой линии в полуприседе, держа перед собой футляр со скрипкой. Лыжи с шуршанием скользили по снегу. Пино несся по последнему отрезку со скоростью тридцать, сорок, может быть, пятьдесят километров в час – малейшая ошибка или неожиданность, и их ждала катастрофа. Он увидел переходную зону, где склон встречался с горизонтальной поверхностью. И подпрыгнул, чтобы смягчить переход.
Они проехали мимо озера. Пино ехал пригнувшись, рассекал ветер, и они почти докатили до деревьев. Когда они остановились, до линии леса можно было добросить снежок.
7
Оба молчали несколько секунд.
Потом синьора Наполитано начала смеяться. Она расплела ноги, отпустила плечи Пино, соскользнула с него; держась за живот, встала на колени в мягкий снег и принялась смеяться сдавленным смехом, будто ничего прекраснее с ней в жизни не случалось. Пино тоже не удержался. Смех был заразителен. Он упал рядом с ней и хохотал, пока слезы не потекли из глаз.
«Какую безумную вещь мы совершили. Кто бы мог?..»
– Пино! – раздался резкий мужской голос.
Пино вздрогнул, поднял голову и увидел синьора Бергстрома, стоявшего на границе леса. Он держал в руках дробовик и смотрел на них озабоченным взглядом.
– Мы дошли, синьор Бергстром! – воскликнул Пино.
– Вы опоздали на день, – сказал Бергстром. – И уходите с открытого места. Веди ее в лес, где ее не будет видно.
Пино пришел в себя, снял лыжи. Передал синьоре Наполитано ее скрипку. Она села, прижала футляр к себе и сказала:
– Я думаю, теперь все будет хорошо, Пино. Я это чувствую.
– Вы можете идти? – спросил Пино.
– Попробую, – сказала она, и он помог ей подняться на ноги.
Поддерживая синьору Наполитано под руку, он довел ее до тропинки.
– Что с ней? – спросил Бергстром, когда они вошли под укрытие деревьев.
Синьора Наполитано с улыбкой рассказала про ребенка и свои страхи.
– Но теперь я думаю, что способна пройти столько, сколько нужно.
– Это недалеко, несколько сотен метров, – сказал Бергстром. – Когда мы перейдем в Швейцарию, я смогу развести костер. Потом спущусь вниз и приду за вами с санями.
– Думаю, несколько сотен метров мне по плечу, – ответила Бергстрому она. – А костер – это просто дар Божий. Вы когда-нибудь катались на лыжах, синьор Бергстром?
Швейцарец посмотрел на нее так, будто она свихнулась, потом кивнул.
– Как это здорово, – сказала скрипачка. – Ничего прекраснее в моей жизни не было.
Пино впервые увидел улыбку на лице синьора Бергстрома.
Они ждали в лесочке, рассказывали швейцарцу о буре и лавине, глядя, как Миммо и семейство Д’Анджело медленно продираются по склону. Синьора Д’Анджело несла дочь. Синьор Д’Анджело нес рюкзак и палки Пино, а его сын шел сзади. Им потребовался почти час, чтобы по глубокому снегу добраться до плоской равнины над озером.
Пино выехал им навстречу, посадил Юдифь себе на спину и довез до леса. Вскоре они все были в безопасности.
– Это Швейцария? – спросил Антони.
– Швейцария уже совсем рядом, – сказал Бергстром.
После короткого отдыха они двинулись к границе, Пино помог синьоре Наполитано пройти по утоптанной лесной тропе. Дойдя до границы, они остановились.
– Ну вот, – сказал синьор Бергстром. – Здесь вам нацисты не страшны.
По щекам синьоры Д’Анджело потекли слезы.
Муж обнял ее, поцелуями осушил ее лицо.
– Мы в безопасности, дорогая, – сказал он. – Нам повезло, тогда как стольким другим…
Он замолчал – комок в горле мешал ему говорить. Жена погладила его по щеке.
– Мы перед вами в вечном долгу, – сказала синьора Наполитано Пино и Миммо.
– За что? – спросил Пино.
– За что?! Вы провели нас через горы в такую жуткую бурю, вызволили из лачуги. А вы, Пино, спустились со мной на лыжах со склона!
– А что нам оставалось? Потерять веру? Сдаться?
– Вы – сдаться? Никогда! – сказал синьор Д’Анджело, пожимая Пино руку. – Вы как бык. Никогда не сдаетесь.
Потом он обнял Миммо. То же сделала и синьора Д’Анджело и ее дети. Синьора Наполитано долго держала Пино в объятиях.
