Отец Ре положил руку ему на плечо:
– Мне тоже кажется, что это не по силам человеку, Пино, но, боюсь, если Господь взваливает это на твои плечи, то считает, что тебе это по силам.
– Что именно? – в недоумении спросил Пино.
– Быть свидетелем того, что ты видел и слышал, – сказал священник. – Туллио не должен умереть напрасно. Убийцы с Пьяццале Лорето должны предстать перед судом. Как и те фашисты, которых ты видел сегодня утром.
– Видеть, как они оскверняют мертвые тела… Не знаю, отец… Это ставит под вопрос мою веру в человечество, в то, что люди в глубине души добры, что они не дикари, не такие, какими я их вижу.
– Любой, кто видел такое, усомнился бы в человечестве, – сказал священник. – Но большинство людей в глубине души добры. Ты должен верить в это.
– Даже нацисты?
Отец Ре задумался, потом сказал:
– Я не могу понять нацистов. Думаю, что нацисты и сами себя не могут объяснить.
Пино высморкался.
– Наверно, я хочу быть одним из тех, кто лежит сейчас в столовой, отец. Сражаться открыто. Делать что-то, имеющее значение.
– Господь хочет, чтобы ты сражался по-другому и ради большего блага, иначе ты бы не оказался на своем нынешнем месте.
– Шпионить за генералом Лейерсом, – сказал Пино, пожав плечами. – Отец, если не считать знакомства с Анной, то в последний раз я чувствовал себя хорошо здесь, в «Каса Альпина», когда помогал людям пересекать Валь-ди-Леи, когда спасал жизни.
– Послушай, – сказал отец Ре, – я не специалист, но я думаю, что ты спас немало жизней союзников, обеспечивая их информацией, которую добывал, рискуя своей жизнью.
Пино никогда прежде не думал об этом в таком ключе. Утирая слезы, он сказал:
– Генерал Лейерс… как вы думаете, отец, по тому, что я вам рассказал, – он носитель зла?
– Изматывать человека работой до смерти – то же самое, что убивать его из винтовки, – сказал священник. – Просто другой вид оружия.
– Я тоже так думаю, – сказал Пино. – Иногда кажется, что Лейерс такой же, как и все, а через минуту он превращается в чудовище.
– Судя по тому, что ты видел и рассказал мне, я думаю, настанет день и ты посадишь этого монстра в клетку, заставишь его заплатить за все преступления, прежде чем он ответит перед Господом.
Пино почувствовал себя лучше.
– Я бы хотел, чтобы это случилось, – сказал он.
– Тогда так оно и будет. Ты и вправду был в канцелярии кардинала в Милане?
– Один раз, – ответил Пино.
– И на вилле Муссолини в Гарньяно?
– Два раза, – сказал Пино. – Это очень странное место, отец. Мне там очень не нравится.
– Я не хочу об этом знать. Но расскажи мне побольше об Анне.
– Она забавная, красивая и умная. Она на шесть лет старше меня и уже вдова, но я ее люблю. Она еще не знает, но я хочу жениться на ней, когда война закончится.
Старый священник улыбнулся:
– Тогда обрети заново свою веру в человечество в своей любви к Анне и черпай силы через любовь к Господу. Сейчас темные времена, Пино, но я чувствую, что тучи вот-вот рассеются и солнце снова взойдет над Италией.
– Даже генерал Лейерс говорит, что война окончена.
– Будем молиться, чтобы твой генерал оказался прав, – сказал отец Ре. – Ты останешься на обед? Можешь провести здесь ночь, поговорить с ранеными. И ко мне сегодня придут два сбитых американских пилота, которым нужен проводник к Валь-ди-Леи. Ты сможешь?
«Американцы!» – подумал Пино.
Вот будет здорово. Поход в Валь-ди-Леи будет полезен для его тела, а помощь двум американцам – для души. Но потом он подумал о генерале Лейерсе и о том, что тот может сделать, если узнает о поездках Пино по Северной Италии с трупом на заднем сиденье его автомобиля.
– Отец, я должен вернуться, – сказал Пино. – Я могу понадобиться генералу.
– Или Анне.
Пино улыбнулся, услышав ее имя:
– Или Анне.
– Так оно и должно быть. – Отец Ре усмехнулся. – Пино Лелла. Влюбленный молодой человек.
– Да, отец.
– Береги себя, сын мой. Не разбей ее сердце.
– Нет, отец. Никогда.
Пино оставил «Каса Альпина», чувствуя какое-то очищение. Предвечерний воздух был свеж и холоден. Зубец Гропперы торчал, как вонзившаяся в синее небо колокольня, а альпийское плато Мотта снова казалось Пино подобием самого величественного собора Господа.
3
Спеша из гаража вскоре после наступления темноты, Пино думал, что он словно прожил три жизни за один день. Войдя в холл своего дома, он увидел там Анну – она шутила с часовыми.
– Ну наконец-то! – сказала она голосом, который явно свидетельствовал о том, что первый стаканчик вина она уже выпила.
Один из часовых сказал что-то, и Анна перевела:
– Он хочет знать, понимаешь ли ты, как тебе повезло в жизни.
Пино ухмыльнулся эсэсовцу.
– Скажи ему, что понимаю. Скажи ему, когда я с тобой, то чувствую себя самым счастливым парнем на земле.
– Ты милый, – сказала она и перевела.
Один из часовых скептически поднял брови, но другой кивнул, возможно вспоминая женщину, которая сделала его самым счастливым парнем на земле.
Документов у Пино они не спросили, и вскоре он и Анна уже поднимались в лифте. Когда они проехали пятый этаж, Пино прижал ее к себе и страстно поцеловал. Они разъединились, когда кабина остановилась.
– Значит, ты скучал по мне? – спросила Анна.
– Жутко скучал, – ответил он и взял ее за руку.
Они вышли на площадку.
– Что случилось? – спросила она, когда он вставил ключ в замок.
– Ничего, – ответил он. – Просто… просто мне нужно снова забыть рядом с тобой про эту войну.
Анна нежно потрепала его по щеке:
– Это похоже на замечательную сказку.
Они вошли в квартиру, заперли дверь и не выходили оттуда почти тридцать часов.
4
Утром в понедельник Пино остановился у квартиры Долли на десять минут раньше назначенного срока, наслаждаясь воспоминаниями о часах, проведенных с Анной, когда время словно остановилось, когда не было войны, остались только наслаждение и головокружительное счастье расцветающей любви, торжествующей и радостной, как ария принца Калафа.
Задняя дверь «фиата» открылась, в машину сел, занеся сначала саквояж, генерал Лейерс в длинном шерстяном гражданском пальто.
– Монца, – сказал Лейерс. – Вокзал.
Пошел снег, и Пино тронулся с места, злясь, что Лейерс снова едет за своим ворованным золотом и собирается везти его в Швейцарию.
