Пино уже представлял себе грядущий день. Он проведет его в машине на границе над Лугано, будет мерзнуть долгие часы, пока генерал проворачивает свои тайные делишки. Но, вернувшись из депо, Лейерс приказал Пино ехать не на швейцарскую границу, а на Центральный вокзал Милана.
Они приехали туда около полудня. Лейерс не позволил Пино нести саквояж, он перебрасывал тяжелый груз из одной руки в другую, пока они шли к ветхому поезду из выцветших, прежде красных вагонов для скота, стоящих на платформе двадцать один в этот лютый мороз.
Пино молился о том, чтобы никогда больше не видеть этого поезда, но вот он стоял перед ним, и он шел к нему с ужасом, моля Бога о том, чтобы больше не увидеть детских пальчиков в щели вагона. Но он увидел пальцы с расстояния в тридцать метров, десятки рук людей всех возрастов, молящих о сострадании, а голоса изнутри взывали о помощи. Сквозь щели вагона Пино видел, что большинство людей одеты не теплее, чем в сентябре.
– Мы замерзаем! – донесся голос. – Пожалуйста!
– Моя дочь! – раздался другой голос. – У нее жар. Пожалуйста.
Если генерал Лейерс и слышал эти крики, то проигнорировал их – он направился прямо к полковнику Рауффу, который ждал отправления поезда вместе с десятком эсэсовцев. Пино надвинул фуражку на глаза и замедлил шаг. Два эсэсовца рядом с Рауффом держали на коротких поводках немецких овчарок. На Лейерса они не произвели впечатления, он подошел к Рауффу и что-то спокойно сказал ему.
Секунду спустя полковник гестапо приказал охранникам отойти. Пино стоял возле железного столба и наблюдал за ожесточенным спором между генералом и Рауффом, спор продолжался, пока Лейерс не показал на саквояж.
Рауфф недоуменно посмотрел на генерала, потом на саквояж, потом снова на Лейерса, потом сказал что-то. Лейерс кивнул. Полковник гестапо пролаял приказ эсэсовцам. Двое из них подошли к заднему вагону, отперли двери, откатили их. В пространство для двадцати коров были набиты восемьдесят человек – мужчин, женщин, детей. Они были в ужасе и дрожали от холода.
– Форарбайтер! – сказал генерал Лейерс.
Пино поспешил к Лейерсу, избегая встречаться взглядом с Рауффом.
– Oui, mon général.
– Я слышал, кто-то из них сказал, что у дочери жар.
– Oui, mon général.
– Попросите мать, пусть покажет мне больную девочку.
Пино пребывал в смятении, но обратился к людям в вагоне и перевел слова генерала.
Несколько секунд спустя сквозь толпу протолкалась женщина, помогая бледной, покрытой по́том девочке лет девяти.
– Переведите ей, что я спасу ее дочь, – сказал генерал Лейерс.
Пино запнулся на мгновение, потом перевел.
Женщина начала рыдать:
– Спасибо. Спасибо.
– Скажите ей, что я обеспечу девочке медицинскую помощь и она никогда не попадет на платформу двадцать один, – сказал генерал. – Но девочка должна пойти одна.
– Что? – спросил Пино.
– Переведите ей, – сказал Лейерс. – И никаких возражений. Либо она хочет спасти девочку, либо нет. И тогда я найду кого-нибудь более сговорчивого.
Пино не знал, что ему думать, но перевел слова генерала.
Женщина проглотила комок в горле, но ничего не сказала.
Женщины вокруг нее говорили:
– Спасай ее. Не медли!
Наконец мать больной девочки кивнула, и Лейерс сказал эсэсовцам:
– Отведите ее в мою машину и ждите с ней там.
Эсэсовцы замерли в нерешительности, но полковник Рауфф прикрикнул на них. Девочка, хотя и ослабевшая и больная, впала в истерику, когда ее забрали у матери. Ее визг и крики разносились по всему вокзалу. Лейерс приказал остальным выйти из вагона. Он двинулся мимо них, разглядывая каждого по очереди, наконец остановился перед девушкой лет семнадцати.
– Спросите ее, хочет ли она оказаться где-нибудь в безопасном месте.
Пино перевел, и девушка без колебаний кивнула.
Генерал приказал двум другим эсэсовцам отвести ее в машину.
Лейерс пошел дальше, разглядывая людей, и Пино не мог не вспомнить, как он оценивал рабов на стадионе в Комо в первый день, когда Пино начал работать на него. За две-три минуты генерал Лейерс отобрал еще двоих, это были мальчики, подростки. Один мальчик отказался, но мать и отец настояли.
– Возьмите его, – твердо сказал отец. – Если там безопасно, он ваш.
– Нет, папа, – сказал мальчик. – Я хочу…
– Мне все равно, – сказала его мать, обнимая его и плача. – Ступай, с нами все будет хорошо.
Когда эсэсовцы увели их, Лейерс кивнул Рауффу, который приказал остальным вернуться на место. Ужас переполнял Пино, когда он смотрел, как люди возвращаются в вагон, в особенности мать и отец последнего отобранного мальчика. Они оглянулись через плечо, прежде чем войти, чтобы еще раз увидеть любимое дитя, приносившее им столько радости.
«Вы правильно поступили, – думал Пино. – Это трагедия, но поступили вы правильно».
Он отвел глаза, когда задвигали и запирали дверь вагона.
– Идемте, – сказал Лейерс.
Они прошли мимо полковника Рауффа. Саквояж генерала стоял у ног шефа гестапо.
Когда они подошли к «фиату», отобранная четверка сидела внутри, все тряслись от холода – трое на заднем сиденье, один на переднем. Их охраняли четыре эсэсовца, которые неохотно ушли, когда Лейерс их отпустил.
Генерал открыл заднюю дверь и, улыбаясь, посмотрел на ребят.
– Форарбайтер, скажите им, что я – генерал-майор Лейерс из «Организации Тодта». И пусть они повторят.
– Повторят, mon général?
– Да, – раздраженно ответил Лейерс. – Мое имя, звание, Организация Тодта.
Пино сделал, как ему было сказано, и каждый из ребят повторил имя и чин Лейерса, название организации.
– Отлично, – сказал генерал. – А теперь спросите, кто их спас с платформы двадцать один.
Пино этот приказ показался странным, но он перевел, и четверо ребят покорно повторили имя генерала.
– Живите долго и счастливо и благодарите вашего Бога так, будто сегодня Пасха, – сказал Лейерс и закрыл дверь.
Генерал, чье дыхание клубилось на морозном воздухе, посмотрел на Пино:
– Отвезите их в канцелярию кардинала Шустера. Скажите ему, пусть спрячет их или переправит в Швейцарию. Скажите ему, мне жаль, что я не мог привезти ему больше.
– Oui, mon général, – сказал Пино.
– Приезжайте за мной на телефонную станцию в шесть часов. У нас много работы, – сказал Лейерс, после чего развернулся и пошел назад на вокзал.
Пино проводил генерала взглядом, пытаясь понять, что сейчас произошло. Почему он?.. Что он?.. Но потом Пино решил, что все это не имеет значения. Важно привезти четверых ребят в канцелярию. Он сел в машину, завел двигатель.
