– Мамочки мои, – выдохнул Митька, – что же это?
Но-нор если и знал, то не ответил.
Арисса-сосуд висела не в пустоте. Ее словно пронизывали золотые лучи, ярче и плотнее тумана. Нельзя сказать, что женщина держалась на них гигантской марионеткой, нет. Она была нанизана на каждый луч, словно драгоценная бусина на тонкую иглу. Лучи-иглы занимали почти все свободное пространство, странным образом существуя отдельно от полумрака, будто их нарисовали на фоне. Искусно, с учетом перспективы, но именно нарисовали, – их сияние не разгоняло темноты.
– Они движутся, – снова подал голос Митька. Он, как маленький, стоял на коленях у перил, упираясь подбородком в собственные руки. Физиономия у него была восхищенная. Поймав Каринин недоуменный взгляд, он пояснил: – Эти лучи, они двигаются, туда-сюда.
Карина прищурилась и всмотрелась. Действительно, каждый лучик словно вонзался в Ариссу, но пару мгновений спустя выходил обратно. Едва ли это действо причиняло женщине боль. Девочку же картина происходящего почти загипнотизировала. Карина почувствовала, как ее взгляд сам собой расфокусировался. Перед взором (внутренним или нет?) поплыли другие картины, совершенно не относящиеся к происходящему и явно никогда не виденные ранее.
Эррен Радова, маленькая и разъяренная, практически наскакивала на Коррэна Шепота, явно в чем-то обвиняя его. Они находились в незнакомом Карине помещении – небольшой комнате с ужасно высоким потолком и тремя стеклянными эркерами. Тетка взмахом руки скинула со столика портрет в тонкой рамке и выбежала из комнаты. Старик Шепот (нет, его внешность эльфийского правителя из кинофильма не изменилась, просто Карина привыкла называть его стариком) бережно поднял рамку. Коррэн взял портрет так, словно собирался баюкать, и перенес на другой стол. Кого портрет изображал, девочка не рассмотрела, хоть и попыталась, – это показалось ей важным.
Следующая картина оказалась парадом лун. Тем самым, когда обе Волчьих и Драконья луны скрылись за Львиной. Но сейчас Драконья высунула самый краешек из-за своей соседки.
Потом замелькало что-то еще – корабли, новогодние балы, вылупляющиеся из яиц детеныши драконоидов, драка в каком-то весьма подозрительном заведении…
– Эй, опять в космос полетела? – Митька толкнул Карину так, что она чуть не сверзилась с галереи. Классная была бы картина, особенно если учесть, что упала бы она прямиком на Ариссу. Но друга заботило не это. – У тебя глаза стали… как у нее, – хрипло сказал он.
– Фигня, просто это отражение, – буркнула девочка, но по собственному голосу поняла, что отнюдь не фигня. И еще поняла, что свечение погасло. А глаза Арины… Ариссы обрели свой обычный лилово-голубой цвет. Золотой туман уходил из нее постепенно, словно она в самом деле была бутылью или кувшином такой вот необычной формы. Была только что, но теперь превращалась в обычную женщину. И глядела снизу вверх прямо в глаза дочери.
– Ненадолго же вас хватило, – звонко проговорила она вдруг. – А мы поспорили: броситесь вы разнюхивать, что это за место, ляжете спать или откроете тропу обратно. Я, надо сказать, проиграла. А теперь спускайтесь и присоединяйтесь к чаепитию.
Она махнула рукой, вокруг которой гасли золотые лучи. Карина посмотрела, куда та указала. Буквально в паре шагов от туманнозолотой сферы стоял накрытый стол, а за ним – ни дать ни взять, Шляпник и Заяц! – восседали Евгений Радов и этот самый Ульви. И пили чай. Как будто ничего особенного не происходило.
– Вы что, окаменели? – усмехнулась Арисса. – Похоже на то. Я, помнится, в обморок упала, когда впервые увидела Императрицу за работой.
Глава 13
Старые тайны
С галереи вниз, к золотой полусфере вела всего одна, но довольно широкая лестница. Спустившись по ней, Карина и Митька оказались буквально в шаге от стола. Но-нор предусмотрительно скрылся в недрах Митькиного кармана, наверняка в самой его глубине.
– Значит, Императрица? – хмуро спросила Карина маму. – То есть ты просто из тех мамаш, что… Как это называется? «Предпочли семье карьеру»? Надеюсь, оно того стоило.
– Сейчас, когда я вижу, как скверно тебя воспитала моя сестра, – Арисса (нет, все же мамой ее называть даже в мыслях было сложно) помотала головой, разминая шею, – мне кажется, что не стоило.
– Не смей трогать Ларика! – тут же вскинулась Карина.
Арисса усмехнулась:
– А не то – что? Мне прямо-таки любопытно! Уроки делать не станешь? – Мама поправила волосы. Они вообще-то были в полном порядке. – Я пошутила, конечно. Даже если принять во внимание огромную черную дыру, зияющую на месте твоего воспитания… Представь себе, оно того стоило. Хотя, буду честна, положение Императрицы оказалось иным, что я себе представляла. Кстати, этот идиотский титул – фикция. Настоящее наименование этой… должности – «Информатрйсса». Я пропускаю через себя все информационные потоки витка Трилунье, фильтрую сведения и загружаю в Главный Информаториум сколько-нибудь ценные факты. Причем не отбираю их волевым усилием и даже не запоминаю. И не могу покинуть Тающие Острова в… полном физическом воплощении. Как видишь, в целом ничего хорошего, кроме роскошных условий жизни и самого полного в мире доступа к информации. Да еще всякая рутина вроде распределения доступов, контроля над постройкой и настройкой новых Информаториумов. Ничего такого, ради чего стоило бы отказываться от свободы. Вы так и будете стоять? Чаю не хотите?
Арисса обогнула стол и уселась в свободное кресло между мужчинами. Карина последовала ее примеру, чувствуя себя так, словно ее тяжелым предметом по голове бабахнули. Она села возле Евгения, как-то не сразу обратив внимание, что столик сначала был рассчитан на двоих, но теперь с легкостью вместил всю разросшуюся компанию.
Не до анализа особых свойств мебели ей было.
Черная пучина отчаяния внутри приготовилась разлиться и затопить все ее существо. Но Митька, садясь рядом, зацепил ее плечо то ли локтем, то ли просто ладонью. Это придало сил. Не плакать, а злиться. Плакать она, правда, все равно не собиралась. Но злость подключила какие-то совсем уж резервные резервы. Карина вздернула голову.
– И чем вы нас под чаек отравите, ваше Императорское величество?
Митька хихикнул, у Императрицы-Информатриссы слегка вытянулось лицо. А вот! Не хотела сама воспитывать – получи, что дают, и не жалуйся!
Ситуацию разрядил, как ни странно, Евгений Радов:
– Поздно, детка, мы с Юлли уже всем отравились без вас!
Упомянутый Юлли от разговора устранился. Он безмятежно откинулся на спинку кресла и натянул капюшон так, что только кончик острого носа торчал.
Карине страстно хотелось ткнуть отца вилкой. Остановило только то, что ни одной не было. Чайной ложкой надо было целить точно в глаз, а Карина не была уверена, что попадет, потому что усталость все же брала свое.
