– Я хотел бы взглянуть на вашу внутреннюю луну – сказал Арно.
Антуан опять засмеялся.
– Меня ожидает не только э-э-э… поправка здоровья, но и масса полезных сведений. Отплатите мне тем, что позволите рассказать обо всем в новой книге. Все равно никто не примет за чистую монету.
– Если приступать к делу, то без болтовни, – неожиданно для себя сурово оборвал его Арно.
И возможно, неожиданно для себя, Антуан подчинился с прямо-таки армейской дисциплиной.
– Просто мне страшно, – только и сказал он.
Итак, глубина человека. Проникновение не внутрь, но глубже. Ему, выросшему в иных пространственных координатах, осознать это было проще, чем Карине, в которой четырехмерность проснулась недавно, видимо с взрослением. Но он-то всегда точно и безоговорочно знал, что внутри двери может быть целая комната, где все, включая воздух, суть – дверь. И что внутрь тарелки можно положить яблоко так же, как на нее и под нее. С этой точки зрения человек или тарелка – совершенно однофигственно. Такая вот немудреная философия пространства.
То, что сияло внутри Антуана, явно было повреждено. Если считать это луной, то только переживающей неслабое затмение. Может, дело было в том, что Арноха, чисто застеснявшись, попросил его развернуться спиной и смотрел глубину, грубо говоря, со стороны позвоночника? Да нет, ерунда какая-то. Просто надо сравнить…
– Я сейчас! – сказал Арно, срываясь с места. – Эй, Валер!!!
Валеркина внутренняя луна сияла как ни в чем не бывало. Значит, с физическим здоровьем «запущенный процесс умирания» совсем не был связан. Надо же…
Следующие несколько дней Арно носился по «Дому Марко» и приставал ко всем с идиотской просьбой: «Разреши мне заглянуть внутрь тебя… да не поговорить, а в прямом смысле». К счастью, девяносто пять процентов обитателей дома были четырехмерниками, хоть и слабыми. А еще пять процентов приходились на Лелю, которую ничем не удивить. Хотя это она просто драконоидов не видела.
Луны львов и оборотней (Андрей и Тоня, регулярно забегавшие теперь к Марко, не избежали Арнохиных экспериментов) сияли совершенно одинаково. У всех ликантропов, дежурящих у входа в дом, внутренние луны были, как у Самира (и, кстати, Киры, хотя у того вращение было гораздо медленнее и словно через усилие), похожие на зубастые колеса с хвостом кометы на каждом «зубе». А у отца она представляла собой примерно такое же зрелище, как у Антуана. Только еще хуже. Там уже не то что затмение… там только жалкий краешек изначального сияющего круга торчал.
А отец уже вообще не мог говорить. И передвигаться.
После этого Арно еще сутки метался по дому как неприкаянный. Сбегал в лес, покувыркался по сугробам. Получил нахлобучку от Марка Федоровича – нечего, мол, внимание привлекать.
– Вот закончатся каникулы, дети отправятся на полдня в школу. А я в этом полугодии уроков вести не стану, займусь твоим обучением, детеныш.
– А как же переезд в Над? – на автомате спросил Арно.
– Его-то и надо за остаток каникул закончить. Чтобы потом выводить младших из омертвения и перевозить в логово. Там понадобится твоя помощь. А пока – высыпайся, считай, что у тебя тоже каникулы.
Знал бы старший лев, как «высыпается» младший!
Помаявшись так, провертев в голове одни и те же мысли по сотому разу, Арно купил большую упаковку кофе в зернах, несколько пирогов в «Блинах-оладушках» и отправился к Алессандре. Войдя в омертвение, понял, до чего же паршиво было у него на душе, – разницы почти не ощущалось, что среди живых елей по хрустящему свежевыпавшему снегу бредешь, что сквозь гипсокартонный труп реальности пробираешься.
Алессандра обрадовалась ему, как внуку, приехавшему на каникулы.
– Ну что ты, не надо было… – она приняла гостинцы, – Тоня и Андрей уже несколько раз приносили продукты из каких-то запасов Рудо, – она погрустнела, упомянув белого волка, – хотя свежие пироги – это, конечно, гораздо приятнее, чем крупа и тушенка. Наверное, «откупимся» большей частью от детей. И сможем поговорить.
– Символьер Радова, что вы знаете о внутренней луне? – спросил Арно, устраиваясь за кухонным столом.
Алессандра задумалась, колдуя над ковшиком, в котором вместо джезвы варила кофе.
– С одной стороны, все, с другой – почти ничего, – сказала она. – Все те ничтожные крупицы информации, которые есть в мире, есть и у меня, если за годы моего заточения четырехмерники не осуществили серьезного прорыва. Все, что выяснено и написано о внутренней луне, сводится к одному: она есть сосредоточие и течение жизни в живом существе. Ее относительно легко увидеть, любой толковый четырехмерник может. Но влиять на нее – очень тонкое и сложное дело. На это идут только самые отчаянные… или отчаявшиеся.
– Я – второе. – Арно поставил локоть на стол, поднял руку, как школьник за партой.
Алессандра криво усмехнулась:
– А охотники – первое. Иммари – ты знаешь, ритуал извлечения бессмертия из детеныша волка, – самое сильное воздействие на внутреннюю луну из известных. Проникает в ее глубину, вытягивает сжиженную секрецию организма, что обеспечивает оборотню вечность. Я читала описания внутренних лун детенышей, погибших в Иммари. И к несчастью, имела возможность увидеть воочию.
– Как?.. – удивился Арно.
Алессандра протянула ему чашку с кофе. Уже второй взрослый человек, не предлагающий «мальчику» чаю или какао, невольно отметил Арно.
– Кое-кто из детенышей этой лаборатории не пережил аналоговый Иммари.
– Их внутренние луны потемнели? Как будто при затмении? – Арно внутренне вздрогнул при мысли, что сейчас он ищет способ спасти от гибели человека, напрямую виновного в смерти этих малышей. Но линию свою гнуть не перестал.
– Нет, – Алессандра отпила из своей чашки, – луны растаяли. И я ничего не смогла с этим поделать, хотя пошла на все, даже вручную пыталась их удержать. Бесполезно. Даже не хочу рассказывать тебе, как выглядит и чувствует себя умирающий такой смертью детеныш. Очень хочется надеяться, что старые записи не лгут и не ошибаются. Детеныша между Иммари и смертью может спасти только дыхание дракона. Как будто умирающий детеныш – это омертвевшее пространство.
– А частично омертвевшего человека?
– Нет. – Алессандра звякнула чашкой о блюдце и сурово посмотрела на Арноху. – Давай определимся, Арно. Детеныш, над которым провели ритуал Иммари, – умирающий. Омертвелая часть тела не такова. Она – мертва.
– То есть если у человека омертвела, например, рука… а дракон дохнет на нее, то…
– Что происходит с телом, вынесенным из омертвения?
Дирке. Ого…
– Рассыпается в пыль, а потом там зацветают такие… синие…
– На севере синие, на юге белые цветы. Верно, Арно. Но, как ты думаешь, может, лучше жить без руки?
Интересно, что в этом случае останется от отца? Полголовы, одна рука и одна нога. Да и те в разрозненном виде. Ох нет. Да и какой смысл толковать о дыхании юного дракона? Таковых нет в Трилунье и тем более на Однолунной Земле.
