Вакс растерянно глянул на кубик, показал его Стерис.
– Разве бывают сверхъестественные устройства с переключателями? – сощурив глаза, спросила та.
– Логично, – согласился Ваксиллиум. – Нельзя, чтобы сверхъестественные устройства срабатывали случайно.
– А то можно почти убить возниц дилижанса, – проворчал Уэйн.
– Он не остановил твою алломантию? – потирая подбородок, спросил Ваксиллиум.
Мараси покачала головой. Она по-прежнему ощущала свои запасы металла:
– Вроде бы ничего и не произошло.
– Хм. – Ваксиллиум поднес куб к глазам. – Это может быть опасно.
– Так мы его испытаем, да? – с энтузиазмом поинтересовался Уэйн.
– Ну разумеется. Только подальше от дилижанса.
Вакс держал в руке вибрирующий куб. Тот и впрямь отвечал на горение металла, но ничего другого как будто не происходило.
Они остановились около рощицы высоких ореховых деревьев. Пока Мараси с безопасного расстояния наблюдала за экспериментами Вакса, Уэйн набивал карманы орехами. Ме-Лаан поила лошадей у ручья дальше по дороге. Неподалеку раскинулось невозделанное морковное поле – ботва буквально утопала в сорняках. В воздухе пахло свежестью, первозданной жизнью.
Вакс поднес к лицу жужжащий куб и погасил металлы. Куб перестал вибрировать. Снова зажег, и куб ответил – сначала медленно, но спустя секунду или две набирая темп. Странно. В поезде он лишил Вакса алломантии. Тогда почему сейчас…
«Может, он не влияет на человека, который его активировал?» – подумал Вакс.
Это казалось логичным, хотя было непонятно, как куб отличает одного человека от другого.
– Эй, Уэйн! – окликнул Вакс.
– Да, дружище?
– Лови.
Вакс бросил ему куб. Уэйн поймал и подпрыгнул, когда его пояс – на котором были флаконы с металлами и все монеты, которые он имел при себе, – отстегнулся и полетел прочь. Пояс шлепнулся на землю футах в двадцати вниз по склону и, когда Уэйн попытался приблизиться, дал деру.
Вакс побежал следом за Уэйном и почувствовал, как на дробовик в чехле что-то давит, словно его толкают алломантией. Воздействие прекратилось через несколько секунд, и к моменту, когда Вакс догнал Уэйна, куб перестал жужжать.
Уэйн поднял руку с кубом:
– Что это было?!
Вакс выхватил у него устройство; к ним подбежала Мараси:
– Он не ворует алломантию, Уэйн. И никогда не воровал.
– Но…
– Он берет металл, который зажигает алломант, – сказал Вакс, – и каким-то образом… продлевает его действие. Ты же видел. Он оттолкнул твой металл, будто рядом находился алломант-стрелок. Этот куб использовал алломантию.
Некоторое время все трое с потрясенным видом глядели на маленькое устройство.
– Нужно попробовать еще раз, – первым нарушил молчание Вакс. – Уэйн, возьми его и зажги темпосплав. Мараси, встань вон туда. Уэйн, когда будешь готов, брось ей куб.
Когда Уэйн зажег свой металл, то внезапно превратился в размытое пятно внутри собственного скоростного пузыря. Миг спустя куб выскочил из пузыря и по дуге полетел к Мараси, чуть сдвинувшись в момент перехода, но сохранив правильное направление.
Устройство сработало за миг до того, как долетело до Мараси: она превратилась в размытое пятно, которое резко наклонилось, чтобы поднять куб, а потом так же резко выпрямилось. Прошло десять секунд, прежде чем куб перестал работать, и Мараси вывалилась в обычное время.
– Вы это видели? – потрясенно проговорила она. – Он создал для меня скоростной пузырь. Он впитал алломантию Уэйна и воспроизвел ее?
– Выходит, это именно то, что мы искали? – спросил Уэйн, сбросив собственный скоростной пузырь и присоединившись к ним.
– Не совсем. – Вакс забрал куб и поднес его к глазам. – Но это, несомненно, обнадеживает. Похоже, чтобы его использовать, нужно быть алломантом: он не наделяет новыми силами, но расширяет те, что у тебя есть. Он как… как алломантическая граната.
Мараси нетерпеливо произнесла:
– Значит, тот человек в поезде, который использовал эту штуку против нас, пиявка. Он может устранять чужую алломантию и эту силу передал кубу, который швырнул в тебя.
Вакс кивнул:
– Куб приходит в действие через секунду или две после того, как его бросили. Полезно.
– И это доказывает, что Костюм действительно скрывает некую технологию, – прибавила Мараси.
– Это мы поняли по устройству связи, – напомнил Вакс, – но да, это еще любопытнее. Я начинаю склоняться к мысли, что все эти разговоры о Браслетах Скорби берут свое начало из слухов о технологии, которую разрабатывает Круг.
– А символы?
– Понятия не имею. Может, какой-то придуманный ими шифр? – Вакс постучал ногтем по кубу и вручил его Мараси.
– Почему мне? – спросила та.
– Он твой. Ты его нашла, ты выяснила, как включить. Кроме того, у меня ощущение, что он будет наиболее эффективным в твоих руках.
Несколько секунд Мараси разглядывала куб, потом ее глаза широко распахнулись. Талант пульсара считался не очень-то полезным, ведь благодаря ему алломант заключал самого себя в пузырь, в котором время шло медленнее, чем снаружи. А вот если поймать в такой пузырь кого-то другого…
Уэйн тихонько присвистнул.
– Постараюсь его не потерять. – Мараси убрала устройство. – Надо будет его как следует поизучать, разобраться, как он работает.
«А вот интересно…» – подумал Вакс, вспомнив кое-что еще.
Поддавшись интуиции, он сунул руку в карман и выудил золотой браслет, который носила Келесина. И бросил Уэйну.
– Это что? – спросил Уэйн, поднимая украшение к солнцу. – Ух ты, какой миленький золотой обруч. У кого ты его выменял? Я могу эту штучку использовать, дружище. Из нее получится отличная метапамять.
– По-моему, это она и есть, – разочарованно вздохнув, сказал Вакс. Что ж, глупая была идея.
Уэйн ахнул.
– Что это такое? – заинтересовалась Мараси.
– Это метапамять, – ответил Уэйн. – Будь я проклят, точно. И я ее… чувствую. Вакс, твой нож у тебя?
Кивнув, Вакс выхватил нож и, когда Уэйн протянул руку, сделал маленький надрез с тыльной стороны ладони. Он тотчас же зажил.
– Дру-у-уг, – протянул Уэйн. – Это чужая метапамять, но я… могу ее использовать.
– То, о чем говорил Вен-Делл: метапамять без самости. – Вакс забрал у Уэйна браслет. – Ржавь! Мне приходится как следует разжигать металл, чтобы появился хотя бы тонюсенький, указывающий на нее луч. Эта штука, видимо, под завязку заряжена силой.
И действительно, силы в ней было больше, чем в любой другой метапамяти, которую ему когда-либо доводилось ощущать. Обычно Вакс мог толкать метапамять, не прилагая слишком больших усилий. Эту же ему едва удавалось пошевелить.
