– Мило, – сказал Уэйн.
– Будем надеяться, его не заметит под снегом кто-нибудь из стрелков или хватателей Костюма. – Вакс повернулся к храму и положил на плечо дробовик. – Идемте, надо уйти с этого ветра.
Подобрав пожитки, они пустились в путь через каменистое поле, направляясь к крепости. Стерис где-то разыскала еще один фонарь и зажгла его. Уэйн ускорил шаг и догнал пилота в маске:
– Знаешь, а я ведь тоже алломант.
Пилот ничего не сказал.
– Я подумал, ты захочешь об этом узнать, – продолжал Уэйн, – потому что это, похоже, твоя религия и все такое. Вдруг тебе захочется поклоняться еще кому-нибудь.
Опять никакого ответа.
– Я скользун, – упорствовал Уэйн. – Скоростные пузыри – знаешь, да? Те замысловатые титулы мне весьма подойдут. О Красивейший. О Умнейший. Мм… О Парень с Великолепной Шляпой.
Других звуков, кроме их шагов и шума ветра, не было.
– Послушай, – не отставал Уэйн, – это несправедливо. Вакс не хочет, чтобы ты ему поклонялся, верно? Но ты же должен поклоняться хоть кому-то. Такова человеческая природа. Это у нас в крови. Итак, я намерен оказать тебе услугу и позволить…
– Он тебя не понимает, Уэйн, – вместо пилота откликнулась маршировавшая позади Мараси. – Он поменял метапамять, чтобы согреться.
Уэйн застыл как вкопанный:
– Ладно, когда он вернет себе мозги, скажите ему кто-нибудь, что я Бог, ладно?
– Заметано, – крикнул идущий первым Вакс.
С разочарованным вздохом Уэйн поспешил за товарищами, но вдруг остановился. Что это такое там, в стороне? Закинув на плечо мешок и не обращая внимание на крики Мараси, призывавшей его вернуться, Уэйн направился туда. Там точно что-то было, возле утесов. Нечто громадное, размером больше дома, и его видневшиеся части покрывал иней.
– Еще один корабль, – раздался за спиной голос Вакса. Он стоял, щурясь от ветра. – Тот, что послали Охотники.
– Кто послал? – не понял Уэйн.
– Группа людей, исповедующих религию Аллика, – пояснил Вакс. – Они пришли сюда, чтобы уничтожить храм. К счастью, у них не получилось.
Он развернулся, чтобы уйти, но Уэйн ткнул его локтем в бок и кивком указал на торчавшую из сугроба руку. А приглядевшись, обнаружил еще не меньше дюжины вмерзших в лед трупов.
Вакс молча кивнул и направился к остальным. Мараси и Стерис ждали; пилот в маске, который прошел уже половину расстояния до погибшего корабля, остановился, вопросительно уставившись на Вакса. Тельсин продолжала двигаться к храму – Ме-Лаан не отставала. Все вместе они последовали за Тельсин и Ме-Лаан.
– Твоя сестра, – быстро догнав Вакса, заговорил Уэйн, – немного…
– Суровая? – предположила Мараси.
– Вообще-то, я хотел сказать «психованная». Правда, пока не разобрался, в плохом или в хорошем смысле.
– Она многое перенесла, – не поворачиваясь, сказал Вакс. – Вот привезем ее домой, найдем хороших врачей, чтобы она смогла выговориться. Она поправится.
– Только после этого она уже не будет своей в доску, – проворчал Уэйн.
Они продолжали путь, и эта крепость, ржавь бы ее побрала, выглядела впечатляюще. Ее построили из широких каменных блоков – наверняка какой-нибудь бедолага сломал себе хребет, пока таскал их, – а с фасада виднелась лестница, ведущая к громадному изваянию. Сначала Уэйн удивился, но потом вспомнил, сколько миллионов птиц гадит на скульптуры в Эленделе, и подумал, что это, наверно, лучшее местечко, чтобы держать здесь свою статую.
Сражаясь с ветром, они всей компанией поднялись по лестнице. Благодаря медальону тот не казался таким уж холодным, чтобы подморозить Уэйнову задницу, но все равно раздражал. На вершине лестницы пришлось обойти статую, изображавшую парня в длинном плаще и с копьем в руке, наконечник которого утыкался в камни. Уэйн почесал щеку, отступив на шаг и изогнув шею.
– Что у него с глазом? – спросил он, ткнув пальцем.
Мараси подошла к нему, щурясь во тьме:
– Штырь. Как на той монете Ваксиллиума.
Ну да, так оно и есть. Один штырь, торчащий из правой глазницы. Уэйн обошел по кругу статую и сугроб, скопившийся у ее основания.
– Один штырь в глазу, – проговорил он задумчиво. – Это место построил Вседержитель. С чего вдруг он велел приспешникам смастерить свое изваяние с одним штырем, протыкающим глаз?
– У него копье. Видимо, то самое, которым он убил Выжившего.
– Металлическое копье, – подметил Вакс. – Но линий нет. Алюминий. Похоже, и на поясе тоже он. Дорогая штука.
Мараси кивнула:
– Согласно свидетельству лорда Рожденного Туманом, Вседержителя проткнули тремя копями. «Одно было в руках бедняка – за нищету, которую он навлек на людей. Другое, в руках рабочего – за рабство, в которое он превратил их труд. И еще одно всадил в него принц – за лордов, которых он испортил». Копья не принесли ему вреда.
– Идем, – позвала Тельсин изнутри здания, где к ней присоединилась Стерис.
Вакс и парень в маске направились к ним, но Уэйн продолжал смотреть на статую.
– Я тут подумал, – сказал Уэйн, когда мимо проходила Ме-Лаан.
– Да? – обернувшись, спросила кандра.
Ржавь! Вакс мог бы счесть это странным, принимая во внимание, что ей миллиард или сколько там лет, но Уэйну показалось, будто еще больше времени прошло с тех пор, как женщина смотрела на него вот так. Это не был сладострастный взгляд или что-то в этом духе, в нем была… какое бы слово подобрать…
Нежность.
Да, именно так.
– Уэйн?
– Ах да. Э-э-э, ну, это место ведь заброшенное, да? Выходит, ни одна из вещей, которые в нем есть, никому не принадлежит, верно?
– Ну, я уверена, многие заявят на эти вещи свои права, – возразила Ме-Лаан. – Правда, будет трудно доказать, что они ими владеют.
– И это значит…
– Это значит, что я советую тебе все равно ничего не трогать.
– А-а. Ладно.
Кандра улыбнулась Уэйну и проследовала в открытый дверной проем позади статуи. Он был огромный и зиял, словно рот парня, которому врезали ногой прямо в хлебало.
Уэйн опять посмотрел на статую, потом ткнул в наконечник копья мыском ботинка. Потом ударил пяткой. Потом камнем. И наконец несколько раз прокрутил.
Наконечник отвалился и со звоном упал на камни. Да он и держался практически на честном слове! И Вакс ошибся: только наконечник был металлическим – само копье оказалось деревянным.
«Говоришь, алюминий?» – с улыбкой подумал Уэйн.
Вообще-то, он не особо интересовался вещицами, которые, по мнению богатеев, стоили денег. Но если эти вещицы сами по себе стоили дороже дома, дело другое. Малышке Софи Тарксель, изобретательнице, все время требовались средства.