Имею честь довести до общего сведения цифры сбора и расхода.
Валовой сбор, включая пожертвования и продажу программ, выразился в сумме:
17 655 р. 92 к. Расход 1132 р. 65 к.
Чистый доход 16523 р. 27 к.
Очистившаяся сумма 16 523 р. 27 к. внесена мною в государственное казначейство в депозит градоначальства.
Считаю не лишним сообщить, что вырученные деньги будут посланы в губернские земские управы следующих шести губерний: Уфимскую, Вятскую, Симбирскую, Саратовскую, Самарскую и Казанскую.
Федор Шаляпин
Покорнейше прошу другие газеты перепечатать!»
[140].
Когда в Мариинском театре отмечалось 50-летие первой постановки оперы А. Н.Серова «Юдифь» (19 января 1914 г.), Шаляпин не только выступил в юбилейном спектакле, сбор с которого пошел на устройство «образцового хорового дома» имени композитора в деревне Сябринцы Новгородской губернии, но и пожертвовал на это свой гонорар в 2000 рублей
[141].
Шаляпинская благотворительность не прекращалась и при большевиках. Сохранился любопытный документ, в котором некоему финансовому работнику М. А. Сергееву Шаляпин представляет отчет о своих отчислениях с концертов. Дата отсутствует, да она и не важна, важно – содержание:
«Сумма пожертвования мною различным народным организациям: с 25 октября 1917 года.
Кронштадт – на культурно-просв[етительные] цели – 18 000 р.
Орехово-Зуево – для бедных детей рабочих – 20 000 р.
Москва – бедн[ым] детям Социальн[ого] обеспеч[ения] – 20 000 р.
профессион[альный] союз артистов – 30 000 р.
Петер[бург] – бедным детям Социальн[ого] обеспеч[ения] – 20 000 р.
рабоч[е]-технич[ескому] персоналу
Мариинск[ого] театра – 40 000 р.
хору Мариинск[ого] театра – 35 000 р.
оркестру Мариинск[ого] театра – 40 000 р.
престарелым артистам Убеж[ища] – 30 000 р.
Народн[ому] университету Лутугина – 10 000 р.
Политич[ескому] Красн[ому] Кресту – 15 000 р..
Итого – 251 000 р.
И другие более или менее мелкие пожертвования.
Кроме этого, в декабре 1917 года Советом Рабоч[их], солдат[ских] и крестьянc[ких] депутатов в гор. Ялта перечислено с моего текущего счета на его Советский 148 000 руб[лей], на что я имею официальный документ. <…>
Несмотря на то, что все артисты России, включая сюда и хор и оркестр, с прошлого года получили повышение гонорара на 300 %, – я один лишь счел для себя обязательным остаться при первоначальных условиях.
Федор Шаляпин»
[142].
В этой записке поражают два момента: огромная сумма шаляпинских пожертвований, что с учетом потерь (в Ялте) составляло без малого полмиллиона рублей, а также элементарная арифметическая ошибка, просмотренная всеми редакторами [документ этот публиковался по меньшей мере трижды]. Как ни возьму калькулятор, так вместо 251 тысячи получаю 278 тысяч (!). Простим Шаляпину, что он «наказал» сам себя на 27 тысяч рублей.
Мне кажется, что мы рассмотрели достаточно примеров участия Шаляпина в благотворительных мероприятиях, чтобы опровергнуть миф о его нежелании петь бесплатно. Менялись лишь города и концертные залы, менялись имена тех, в чью пользу это делалось, и суммы, которые они получали.
Постоянным оставался только карман, из которого шли деньги – шаляпинский! Но остается еще один вид добродетели Шаляпина, на которую он тоже всю жизнь тратил огромные деньги – личная помощь нуждающимся, о чем не писали газеты и никто не трубил на всех углах.
Еще на заре своей артистической деятельности Шаляпин подружился в провинции с артистом И. П. Пеняевым (по сцене – Бекхановым), который не раз обращался с просьбами о помощи (см. опубликованную переписку) к ставшему знаменитым Шаляпину. Состарившись, Пеняев жил в доме Шаляпина в Москве на правах члена семьи, официально «заведуя» его библиотекой
[143].
Коллега Шаляпина по оперной сцене певица В. И. Страхова-Эрманс, вспоминая в своих записках шаляпинского учителя пения Д. А. Усатова, свидетельствует, что его вдова оказалась в трудном положении, и «он [Шаляпин] до самой ее смерти оказывал денежную помощь и всегда спрашивал, не забыли ли про Марью Петровну?»
[144].
Многолетний приятель Шаляпина Н. С. Кенигсберг, тот самый, которому когда-то Шаляпин «руку подарил на отсечение» (т. е. бронзовый слепок с левой руки), рассказывал, как однажды в Киеве (по-видимому, в 1903 году) Шаляпин помог прогоревшей бродячей труппе, пришедшей в город буквально «по шпалам». Обратились и к Шаляпину с просьбой пожертвовать деньги:
– Ну, что же я им дам? – сказал он. – Ну, положим, дам сто рублей. Ведь они же их в один день пропьют… А потом опять на бобах останутся… Нет, уж надо сделать что-нибудь серьезное. Надо им помочь опять гастроли наладить…
– Да ведь на это тысячи нужны!
– Ну, что же, авось найдем и тысячи…
И вот в тот же день, во время своего спектакля, в антракте, вдруг выходит на авансцену Федор Иванович, без грима, в пиджаке, и обращается к публике. Так, мол, и так, приехали прогоревшие актеры, труппа чудесная, да подвели дожди, антрепренер их бросил, остались в трагическом положении. Надо помочь. Кто чем может…
И, стащив у кого-то шапку, пошел по залу, обойдя все ряды, пока шапка не заполнилась. Собрал он тогда около трех тысяч. А там, когда рассказы о сборе Шаляпина пошли по городу, и еще пожертвования посыпались. Труппа была спасена
[145].
Пианистка З. Кривошапко, вспоминая свои студенческие годы в музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества, отмечала, что у них «всегда было 10 человек стипендиатов Шаляпина, за которых он платил за ученье и давал каждому по 50 рублей в месяц на жизнь. <…> Такие же стипендиаты были у него и в Консерватории и в Московском университете»
[146].
