После смерти султана Сулеймана в 1566 г. Османская империя начала слабеть. Постепенно вырождалась феодальная система. С окончанием завоевательных войн сипахи – феодалы-землевладельцы – лишились дохода от военных трофеев и попытались компенсировать потерю за счет более жестокой эксплуатации крестьян. Это привело к резкому сокращению сельскохозяйственного производства, что, в свою очередь, вызвало кризис во всей империи. Из-за освоения европейцами морского пути в Индию потеряла прежнее значение транзитная торговля османов, в результате колонизации Нового Света упала цена серебра, росло недовольство янычаров и крестьянства, как в самой Турции, так и в имперских провинциях. А после поражения в битве при Лепанто в 1571 г. Османская империя стала терять и свое военное превосходство. В Иерусалиме ухудшение положения дел проявилось в том, что туда теперь назначали посредственных правителей и чиновников. Паши притесняли как зимми, так и мусульман: между 1572 и 1584 гг. и евреи, и христиане, и мусульмане начали покидать город. Заметно ухудшилась охрана общественного порядка, в особенности на дорогах, ведущих к Иерусалиму, где вновь распоясались бедуины. С конца XVI в. они регулярно грабили паломников, направлявшихся в Хеврон и в Неби-Муса, и не давали проповедникам произносить проповеди в мечетях. Чтобы справиться с проблемой, власти брали бедуинских заложников, выделяли шейхам феодальные владения, старались привлечь их, поручая им охрану караванов с паломниками. Предпринимались даже попытки создавать в сельской местности поселения для бедуинов. Для защиты от постоянных набегов возводились крепости, где размещали сильные гарнизоны; две больших крепости выстроил в 1630 г. султан Мурад IV: одна находилась неподалеку от Вифлеема, другая – у Бассейна султана. Но все было тщетно. Стамбульские власти, слишком занятые войнами в Европе и России, не могли выделить достаточно людей для наведения порядка в провинциях.
И все же султаны не оставляли своим вниманием Харам. Купол Скалы ремонтировался при Мехмеде III в 1597 г., при Ахмеде I в 1603 г. и при Мустафе I в 1617 г. Султаны выпустили большое количество фирманов, касающихся святых мест. Пашам предписывалось считать одной из своих важнейших обязанностей поддержание порядка и чистоты на Хараме, а также своевременный ремонт святынь. На эти цели направлялись доходы от вакуфного имущества, но если возникала надобность, османское правительство всегда выделяло дополнительные средства.
Несмотря на то, что положение Иерусалима в XVII в. стало ухудшаться, он все еще не утратил своего блеска. Турецкий путешественник Эвлия Челеби, побывавший в аль-Кудсе в 1648 г., восхищался цитаделью, Харамом и даже экономическим состоянием города. На Хараме и в прилегающих к нему медресе служили, по сообщению Челеби, 800 имамов и проповедников, получавших жалование, полсотни муэдзинов и множество профессиональных декламаторов Корана. Мусульманские паломники по-прежнему обходили Харам, задерживаясь для молитвы на различных «остановках». Исключительно сильное впечатление на Челеби произвел маленький Купол Пророка с черным камнем, который, как ему рассказали, изначально был кроваво-красного цвета, но потемнел, соприкоснувшись с водами Всемирного потопа. Челеби совершил намаз в Куполе Цепи и любовался его великолепными изразцами цвета лазури. Харам был центром напряженной духовной жизни. В галереях по его краям, освещенных на всем протяжении дрожащим светом масляных ламп, многочисленные дервиши из Индии, Персии, Курдистана и Малой Азии ночи напролет читали Коран и совершали зикры, произнося нараспев различные имена Бога. Еще один зикр происходил после утреннего намаза в Магрибинской мечети в юго-западном углу Харама: Челеби нашел это мероприятие весьма шумным и бестолковым.
По сообщению Челеби, под командованием иерусалимского паши находились 500 солдат, причем одной из главных задач этого войска было сопровождение каравана паломников, ежегодно отправлявшегося из Дамаска в Мекку. Кади и паша Иерусалима все так же получали одинаковое жалование и дополнительно еще примерно по 50 000 пиастров за счет паломничества. Только на Пасху в город прибывало от пяти до десяти тысяч христианских пилигримов, и каждый платил за вход в храм Гроба Господня 10–15 пиастров. Мусульманским паломникам приходилось оплачивать охрану по дороге не только в Мекку, но также в Хеврон и Неби-Муса. Из-за добротных каменных домов и внушительных стен Иерусалим казался Челеби похожим на крепость, и все же, по его рассказу, в городе насчитывалось 43 000 виноградников, плодами которых жители наслаждались по три месяца в году, а также множество цветников и огородов. Окрестные холмы были покрыты оливковыми рощами, воздух отличался свежестью, а вода – отменным вкусом. Ознакомившись с официальными записями мухтасиба (чиновника, надзиравшего за рынками), Челеби писал, что в Иерусалиме 2045 лавок; там также имелось шесть гостиниц, шесть бань и несколько прекрасных рынков. Но прежде всего это был религиозный город – с двумя армянскими церквями, тремя греческими, двумя синагогами, и:
хотя город не кажется большим, в нем 240 михрабов, семь школ, где изучают хадисы, десять – где обучают Корану, 40 медресе и обители для семидесяти суфийских орденов.
(Evliya Çelebi Seyahatnemesi 13:253)
По соображениям безопасности городские ворота на ночь запирались, а за стенами города домов не было, за исключением горы Сион, названной у Челеби «Давидовым предместьем» (Evliya Çelebi Seyahatnemesi 8:156).
Иерусалим явно привел в восхищение турецкого путешественника, хотя он застал времена, когда строительный бум, преобразивший город при Сулеймане Великолепном, уже практически сошел на нет. Строительные работы ограничивалась ремонтом существующих зданий, новостроек почти не было. Из-за кризиса, который переживала Османская империя, прервались почти все прямые связи со стамбульским двором. На должность паши Иерусалима и прежде иногда назначали представителей местной арабской знати, а в XVIII в. это стало нормой. Кади обычно прибывал из Стамбула, но менее значимые посты чаще всего доставались представителям знатных иерусалимских семейств. Так, четверо муфтиев (советников по вопросам шариата, имевших право выносить решения) происходили из рода Абу-л-Лутф, а пятый – из рода Даджани. Точно так же сыновья знатных семейств назначались и на важнейшие должности в системе исламского образования, которые в результате сделались наследственными, с неизбежным в таких случаях снижением стандартов. В 1670 г. путешественник по имени аль-Хийяри жаловался в своих записках, что во всем аль-Кудсе ему не удалось найти ни одного почтенного ученого. Медресе, впрочем, действовали – по свидетельству Челеби, в 40 из 56, построенных в мамлюкский период, происходили занятия. Учителя и администрация по-прежнему получали жалование из государственной казны – вот только в XVII в. их зачастую бывало больше, чем учащихся. Мечеть Аль-Акса крайне нуждалась в ремонте; кроме того, ей требовались средства, чтобы содержать дервишей, обитавших в галереях. Дала трещину и система вакуфа: участились случаи нерадивости, мошенничества, расхищения денег и имущества.
Параллельно с тем, как Османская империя сдавала позиции, европейские державы усиливались и уже могли диктовать туркам свою волю. Соответственно, францисканцы чувствовали себя в Иерусалиме все более уверенно. Чуть ли не в каждом военном или торговом соглашении Высокой Порты с европейскими государствами содержалась статья, касающаяся Гроба Господня. Однако европейские монархи еще не могли влиять на дела в Иерусалиме в такой степени, в какой им бы хотелось. Например, в 1621 г. в соответствии с торговым соглашением между французским королем и султаном Мустафой I в Иерусалим прибыл первый французский консул Жан Ламперер с предписанием защищать права францисканцев и европейских паломников. Ему и правда удалось ощутимо уменьшить суммы, которые вымогали у пилигримов турецкие чиновники в виде платы за посещение святых мест, штрафов и просто взяток, так что в 1631 г. паши всерьез обеспокоились. Они видели в появлении консула первый шаг. Яффский порт лежал всего в восьми часах пути от Иерусалима – сколько еще западных «консулов» могли вслед за Ламперером начать вмешиваться в местные обычаи? Распоряжение султана было аннулировано, и консул отправился домой. С тех пор французам не удавалось получить разрешение на пребывание консула в Иерусалиме, но в 1661 г. они сумели настоять на том, чтобы консул Сидона или Акко получил возможность защищать католиков в Иерусалиме. Консулу давалось право ежегодно прибывать в Иерусалим на Пасху и обеспечивать беспрепятственное проведение торжеств.
