Одним из первых действий Давида после воцарения в Иерусалиме стало перенесение в новую столицу Ковчега Завета, который все еще хранился в Кирьят-Йеариме на западной границе царства. Это было продиктованное свыше, хотя и рискованное решение. Присутствие в городе Ковчега – самой важной святыни израильтян – должно было узаконить власть Давида в глазах жителей северного царства, до сих пор испытывавших неприязнь к новому царю. К тому же Ковчег превращал Иерусалим, не обладавший религиозным значением для последователей Яхве, в святое место. Однако первая попытка Давида перевезти в Иерусалим Ковчег Завета окончилась трагедией. Не человеческое это дело – по собственной инициативе устанавливать святые места: святость места должна была проявиться. В прошлом Яхве часто представлялся народу Израиля «легким на подъем», и все же его не следовало перемещать просто по прихоти царя. Священный объект всегда таит в себе опасность, и приближаться к нему должны только те, кто принял необходимые меры предосторожности. Это стало очевидно во время первой попытки Давида: к Ковчегу случайно прикоснулся один из сопровождавших его людей, некий Оза, желая поддержать, чтобы он не свалился с покачнувшейся телеги, – и тут же упал замертво. Ковчег символизировал присутствие Яхве, и случившееся показало, что Давид пытается принести в свою столицу грозную непредсказуемую силу, а не просто древний почитаемый предмет. Если Яхве и «поселится» на Сионе, то лишь по своей и только своей воле.
Три месяца спустя Давид решился повторить попытку. На сей раз Яхве был благосклонен и позволил беспрепятственно внести Ковчег в Иерусалим. Давид, одетый, подобно священнику, в одну лишь льняную рубаху, «скакал и плясал» перед Ковчегом. То и дело он останавливал процессию, чтобы принести в жертву тельца и овна. Наконец, Ковчег был торжественно, с великими почестями и ликованием, внесен в подготовленный для него шатер-храм вблизи источника Гихон (2 Цар 6). Соблаговолив поселиться в Граде Давида, Яхве недвусмысленно дал понять, что воистину избрал Давида царем Израиля. Таким образом, его выбор Сиона в качестве постоянного обиталища был неразрывно связан с тем, что он выбрал Дом Давидов. Это стало ясно, когда Давид решил воздвигнуть в Иерусалиме храм Яхве. Царь поделился своей идеей с пророком Натаном, и тот горячо одобрил ее. Ближневосточный монарх обязан был построить дом для Бога, своего покровителя. Но у Яхве были другие планы: он сказал Натану, что всегда вел жизнь странника и привык обитать в шатре. Ему не нужен дом для себя, вместо того он возведет дом для Давида – династию, которая будет царствовать вовеки (2 Цар 7:6–16).
Возможно, Натан по некотором размышлении решил, что Давиду не стоит пока развенчивать Бога Всевышнего, возводя в иевусейском Иерусалиме храм чужого бога. А Давид, наверное, для того и выбрал место за пределами городских стен возле источника Гихон, чтобы не задеть религиозные чувства иевусеев. Вполне вероятно также, что племенам Израиля и Иудеи претила сама идея храма: им был дорог образ Яхве-кочевника, и они не желали, чтобы их бог, подобно другим богам Ханаана, оказался привязан к одному-единственному святилищу, – или опасались той власти, которую храм дал бы Давиду. Библейских авторов, по-видимому, смущало, что Давид, бывший для них идеалом правителя, не возвел храма для своего Бога, – быть может, эпизод с отказом Яхве от храма появился именно по этой причине. Хронист полагал, что Давид не удостоился чести возвести храм, потому что всю жизнь воевал и пролил слишком много крови, а Соломон удостоился ее, поскольку был мирным человеком (1 Пар 28:2–7). Мы уже отмечали, что в городах древнего мира строительству придавался религиозный смысл. Давид сумел построить ряд других сооружений, как и подобало царю. Он выстроил себе дворец из кедра, специально доставленного из Ливана, и заново обустроил «Милло» – похоже, библейские авторы не понимали, о чем речь; предположительно это название относилось к старым террасам на Офеле (см. главу 1). Также была возведена Башня Давида – новая цитадель. Население Иерусалима росло. Чтобы город мог вместить всех чиновников, ремесленников и военных, необходимых набирающей мощь империи, Давид расширил его, для чего потребовалось в одном месте снести стену. Судьба Давида перекликается с судьбой пророка Моисея, который вывел народ Яхве из Египта и умер на пороге Земли Обетованной. Давид привел народ Яхве в Иерусалим, но судьба не дала ему построить храм, которому суждено было сделать иевусейский город величайшей святыней иудейского мира.
Зато Давид подготовил место для будущего Храма Соломона, приобретя участок земли у Орны, который, возможно, был последним иевусейским царем. Библейские авторы рассказывают, что Давид совершил грех, приказав провести перепись жителей, – переписи во все времена вызывали недовольство, поскольку предваряли учреждение налогов и трудовой повинности. Разгневанный Бог наслал на царство моровую язву, и в три дня от страшной болезни погибло семьдесят тысяч человек. Затем Давиду явилось видение «ангела» Яхве, который стоял возле гумна Орны и простирал руку на раскинувший внизу город. Придворный пророк истолковал это так: Давид сможет остановить болезнь, только возведя алтарь Яхве на месте, фигурировавшем в видении. Библейские авторы показывают, как Давид и Орна совместными усилиями пытаются побороть кризис. Этот эпизод напоминает рассказ о приобретении Авраамом пещеры Махпела у Ефрона (Эфрона) хеттеянина (Быт 23). Орна, подобно Ефрону, хочет подарить Давиду землю, не взяв с него ни шекеля, но Давид, который мог бы просто присвоить участок, проявляет достойное восхищения благородство и уважение к своему предшественнику и настаивает на том, чтобы выплатить полную цену (2 Цар 24). Многие современные ученые склоняются к мысли, что этот участок мог быть одним из святых мест иевусейского Иерусалима, – в древнем Ханаане гумна часто использовались для проведения народных собраний, пророческих гаданий, а также обрядов плодородия, относившихся к культу Баала. А гумно, расположенное, как гумно Орны, на видном месте, при входе в город, прекрасно подходило для отправления этого культа (Mazar, p. 52; Clements, 1965, pp. 61–62; Ahlström, 1993, p. 471; Kraus, p. 186). Правда, библейские авторы ни о чем подобном не упоминают – предположение о том, что Храм построен на языческой «высоте» (бама), должно было немало их смущать, – но такая преемственность была очень характерна для древнего мира. Орна не выказывает никаких признаков недовольства, напротив, он готов «поделиться» святым местом с Давидом и даже изъявляет желание заплатить за первое жертвоприношение на новом алтаре. Священное не считалось чем-то, чем вообще могут владеть люди, и не вызывало собственнических чувств. Явление ангела означало, что место принадлежит богам, и в следующем поколении дети Давида и Орны будут вместе возносить молитвы на горе Сион.
Как утверждается, Давид подготовил строительные материалы для нового храма, послав за кедровым и можжевеловым деревом в Тир, к тамошнему царю и своему союзнику Хираму. Мысль о том, что Давид не принимал участия в строительстве Храма, была особенно невыносимой для Хрониста. Согласно его рассказу, Яхве раскрыл Давиду план устройства будущего святилища до мельчайших подробностей, а Давид затем передал эти божественные предписания своему сыну Соломону (1 Пар 28:11–19). Тем самым, Храм мог быть построен так, как указано «в письмени от Господа, как Он вразумил меня (т. е. Давида) на все дела постройки» (1 Пар 19). Царь не мог выбирать место для храма – место должно было само проявить себя в качестве одного из «центров» мира. Вот почему храмы часто строились там, где раньше уже существовали святилища, – в таких местах заведомо имелся доступ к божественной сфере. Точно так же и от зодчих не ожидали оригинальности при создании нового храма. Храм должен был быть символом, а в древнем мире к этому относились очень серьезно: символизм лежал в основе религий того времени. Храму полагалось в точности воспроизводить небесное обиталище бога; именно сходство связывало божественный архетип с его земным отражением, делая то и другое в определенном смысле единой сущностью. Только близкое подобие позволяло надеяться, что божество станет обитать в своем земном святилище так же, как обитало на небе. Следовательно, план храма нужно было получить в откровении – как и произошло с Давидом. Это позволяло точно воспроизвести на земле размеры и обстановку дома божества в верхнем мире.