Понятие полиса было несовместимо со многими глубоко укоренившимися традициями Ближнего Востока. Эллинистическая культура носила светский характер и опиралась на «интеллигенцию», не зависящую ни от дворца, ни от храма. Полисом управлял не богоизбранный правитель и не священническая элита, а гражданская власть, существовавшая отдельно от религии. В новых полисах появились гимнасии, где молодые люди воспитывалась в соответствии с эллинистическими идеалами. Они изучали греческую литературу и проходили серьезную физическую и военную подготовку, так что одновременно развивались тело и дух. Гимнасий был тем учреждением, которое объединяло греков на огромных просторах их империи. С ним была связана своя религиозная практика. Состязания юношей-атлетов, как и Олимпийские игры, представляли собой празднества в честь богов. Покровителями гимнасиев, которым посвящались состязания, считались Гермес и Геракл. Местная молодежь в гимнасии обычно не допускалась – это была привилегия греков, – однако Птолемеи отступили от общего правила и разрешили прием иноплеменников. Благодаря этому евреи Александрии получили возможность учиться в гимнасиях и впоследствии создали уникальный сплав греческой и еврейской культур. Греки придерживались материалистических взглядов, что подчас шокировало местных жителей, однако многие ощущали очарование этой новой для себя культуры, а некоторые и вовсе не могли устоять перед ее неодолимой притягательностью, подобно тому, как масса людей в современных развивающихся странах пленяется культурой Запада. Культура греков манила и отталкивала; она ломала запреты, но именно по этой причине многими воспринималась как духовное освобождение.
Поначалу новые идеи не затронули Иерусалим. Он не был полисом, так что и гимнасия там не существовало. Большинство жителей пришло бы в ужас от одной только мысли о почитании Гермеса в священном городе Яхве, да и от вида обнаженных юношей, выполняющих атлетические упражнения. Иудея не вызывала особого интереса у Птолемеев. Ее еврейское население с точки зрения государства представляло собой отдельный этнос (народ), управляемый герусией – советом старейшин, заседавшим в Иерусалиме. А поскольку официальным законом этого этноса оставалась Тора, Иудея, как и при персидском владычестве, была храмовым государством во главе со жречеством. Возможно, у Птолемеев был в Иерусалиме свой представитель – ойконом, который должен был присматривать за местными делами; также вполне вероятно, что там – по крайней мере, в военное время – размещался гарнизон. Но в основном иудеи были предоставлены самим себе. С египетским правительством их связывала прежде всего ежегодная подать в 20 талантов.
И все же Иерусалим неотвратимо втягивался в орбиту эллинистического мира, влияние которого уже явственно ощущалось в остальной Иудее. В правление Птолемея II (282–246 гг. до н. э.) уроженец Иерусалима Иосиф, сын Товии сумел добиться места главного сборщика податей всей провинции Сирия. Более 20 лет он оставался одним из влиятельнейших людей в стране. Иосиф принадлежал к роду Товиадов и, вполне вероятно, был потомком того самого Товии, который в свое время так досаждал Неемии. Если это так, то Товиады не подчиняли свою жизнь строгим требованиям Торы; видимо, они по-прежнему поддерживали связи с чужеземцами, так и не усвоив дух исключительности, свойственный иерусалимской знати. В принадлежавшей Товиадам крепости Аммантис в Заиорданье было создано одно из птолемеевских военных поселений. Очевидно, что мир греков быстро стал для Иосифа, сына Товии своим, благодаря чему он сумел принести на иерусалимскую почву финансовое искусство эллинов, сделавшись первым еврейским банкиром. Многие в Иудее гордились его достижениями. Иосиф Флавий, повествуя о возвышении Иосифа сына Товии, откровенно любуется его хитроумием, ловкостью в ведении дел и недюжинной предприимчивостью (Древности, XI, 4, 2–5), ставя ему в заслугу избавление народа от нищеты и создание для иудеев возможности богатеть, участвуя в экономическом подъеме, который пришел в регион при Птолемеях.
Товиады стали первыми проводниками идей эллинизма в Иерусалиме. Им хотелось, чтобы город отбросил старые традиции, в которых они видели лишь провинциальную ограниченность и препятствие на пути дальнейшего развития. Товиады были не одиноки в своих устремлениях. По всей обширной эллинистической империи люди вдруг стали тяготиться обычаями предков и горели желанием избавиться от этого бремени. Они больше не представляли себе свой мир островком и не придавали прежнего значения тому, чтобы четко очертить его пределы, границы и рубежи, а рвались к новым горизонтам. Полис был закрытым миром, теперь же многие греки считали себя космополитами – гражданами всего космоса. Отечество перестало быть для них самой священной ценностью, определяющей уникальное место человека во вселенной, – они путешествовали по всем странам и везде основывали колонии. Завоевания Александра Македонского открыли им весь мир, и полис на этом фоне превратился в нечто малозначимое и не отвечающее духу времени. Сама безграничность ассоциировалась уже не с пугающим хаосом, а с освобождением. Иудеи, оказавшиеся в гуще эллинистического мира, тоже восприняли этот дух неприкаянности и хотели чувствовать себя гражданами вселенной, а не людьми избранного народа, которым мешают жить ограничения Закона. К концу III в. до н. э. некоторые иудеи уже получали начатки греческого образования и давали своим детям греческие имена.
Другим же все это представлялось крайне угрожающим. Они держались за старые традиции, тесно связанные с Храмом. В частности, люди из низших слоев иудейского общества, лишенные возможности приобщиться к наступившему процветанию, делались еще более ревностными приверженцами Закона, учившего, что у каждой вещи и каждого существа есть свое место в мире и порядок в обществе возможен, только если люди и предметы будут оставаться в определенных для них рамках. Естественным центром притяжения для консервативных иудеев были священнослужители – стражи Торы и Храма. Во главе этой группы стояло священническое семейство Ониадов, представители которого уже довольно долгое время занимали в Иерусалиме место первосвященника. Сами Ониады находили греческий идеал весьма привлекательным, некоторые из них носили греческие имена. Однако они были твердо намерены хранить древние законы и традиции – основу собственной власти и привилегий.
К концу III в. до н. э. стало ясно, что Птолемеи могут потерять Сирию. На нее претендовало государство Селевкидов – эллинистическое царство в Месопотамии. В 219 г. до н. э. молодой честолюбивый селевкидский царь Антиох III вторгся в Самарию и на побережье Финикии. В течение четырех лет Антиоху удавалось удерживать эти земли, и хотя впоследствии Птолемей IV Филопатор его все же вытеснил, он явно собирался вернуться. Так как Товиады поддерживали тесные связи с Птолемеями – Иосиф Товиад был главным сборщиком податей, – более консервативные иудеи встали на сторону Селевкидов. А поскольку в семействе Товиадов в то время начались внутренние раздоры, энергичный первосвященник Симон, сын Онии (Симон II) из клана Ониадов стал весьма влиятельной фигурой в городе и активно старался расположить иерусалимское общество в пользу Селевкидов. В 203 г. до н. э. Антиох III снова вторгся в Сирию и в 201 г. с помощью своих иудейских сторонников занял иерусалимскую крепость, однако затем Птолемей заставил его уйти из города. В 200 г. Иерусалим опять был захвачен Антиохом – на сей раз город подвергся длительной осаде и понес большой урон.
