В том же году он присутствовал на Наблусском соборе, созванном в попытке обуздать тенденцию к культурной ассимиляции, развившуюся у части молодого поколения. В начале существования королевства Фульхерий Шартрский с восторгом писал, обращаясь к европейцам: «Мы, бывшие жители Запада, сделались жителями Востока. Тот, кто был римлянином или франком, стал в этой земле галилеянином или палестинцем» (Фульхерий Шартрский III: 37). Конечно, он преувеличивал, но с течением времени франки переменились. На Востоке выросло целое поколение потомков крестоносцев, не помнивших Европу. Они принимали ванны, о чем на Западе и не слыхивали, жили в домах, а не в деревянных лачугах, носили одежду из тонких тканей и куфию. Их жены закрывали лица вуалью, как мусульманки. Это неприятно поражало паломников из Европы: палестинские франки, казалось им, превращаются в коренных жителей Востока и, – поскольку уровень бытового комфорта в исламском мире в то время намного превосходил европейский, – становятся чересчур изнеженными и привередливыми. Многие франки понимали, что приспосабливаться необходимо, иначе им здесь не выжить. Они должны были торговать с мусульманами и наладить с ними нормальные отношения. Балдуин II даже несколько смягчил правила, запрещавшие мусульманам и евреям появляться в Иерусалиме. Мусульмане получили разрешение привозить в город продовольствие и ремесленные товары и оставаться на короткий срок. Известно также, что в 1170 г. поблизости от королевской резиденции проживало семейство евреев-красильщиков.
Но эта ассимиляция была поверхностной. В течение 1120-х гг. франки обосновывались в старых крепостях и возводили кольцо новых замков вдоль границ своего королевства, выстраивая оборону против враждебного мусульманского мира. Вокруг Иерусалима появилась, кроме того, линия хорошо укрепленных церквей и монастырей: они стояли в Маале Адумим, на Иерихонской дороге, в Хевроне, Вифании, Неби-Самвиле, эль-Бире и Рамалле. Крестоносцы не стремились разрушить стену ненависти, разделившую западное христианство и ислам, а напротив, усиливали свою изоляцию, сооружая массивные стены из камня. В течение всего времени своего существования их государства оставались искусственными анклавами Запада посреди чуждого и враждебного окружения – милитаристскими, агрессивными, постоянно готовыми нанести удар. В Европе XII в. был временем громадного подъема творческих сил, но в государствах крестоносцев это не ощущалось. Главные новшества здесь касались военно-монашеских орденов, военной архитектуры и – до некоторой степени – права, но исключительно западного. Франки не делали настоящих попыток овладеть интеллектуальными и культурными богатствами Ближнего Востока и потому не пустили там глубоких корней. Их энергия была направлена на выживание, и общества, созданные ими, фактически существовали за счет противостояния с местными народами.
И все же созидательная деятельность крестоносцев оставила заметный след в завоеванной стране. В 1125 г. франки приступили к интенсивному строительству в Иерусалиме, и даже Ирод Великий не построил в Палестине столько, сколько они. Чтобы почувствовать себя дома, крестоносцы возводили на Святой земле копию родной Европы. Поэтому в архитектуре их зданий и церквей почти не заметно ни византийского, ни мусульманского влияния. Не коснулись крестоносцев и последние веяния европейского зодчества: готика так и не пришла в Палестину, здесь по-прежнему господствовал романский стиль – франки возводили новые церкви по образцу тех, которые существовали у них на родине, когда они отправлялись на освобождение Святой земли. Первой началась масштабная реконструкция храма Гроба Господня, которую планировалось завершить в 1149 г., к пятидесятилетию взятия Иерусалима. Вблизи купели Вифезда крестоносцы выстроили изящную церковь в романском стиле, посвященную святой Анне, матери Девы Марии. На этом месте, которое с VI в. почиталось христианами в связи с рождением Пресвятой Девы, основали монастырь и церковь монахи-бенедиктинцы. Невзирая на свою жестокость и предрассудки, франки все же обладали некоторым пониманием духовности. В церкви Святой Анны ряд колонн в главном нефе сразу приковывает взгляд к высокому алтарю; благодаря суровой простоте убранства ничто не отвлекает внимания, а потоки естественного света, льющиеся с разных сторон, создают непередаваемую игру теней и усиливают ощущение внутреннего простора.
Работы развернулись также в долине Кедрона и на Масличной горе. Были восстановлены Гефсиманская церковь и церковь Успения, при которой тоже построили монастырь, а крипту украсили фресками и мозаикой. Франки, кроме того, реконструировали и отделали паросским мрамором круглую церковь Вознесения, одновременно превратив ее в часть системы укреплений Иерусалима и символ своего воинствующего благочестия. Она, как записал пилигрим Теодорих, была «надежно укреплена против неверных башнями, большими и малыми, зубчатыми стенами с бойницами и ночными дозорами» (Theoderich, p. 44). Погибшую от рук персов в 614 г. Елеонскую базилику крестоносцы восстанавливать не стали. На этом месте они построили две новые церкви в память о даровании Иисусом ученикам молитвы «Отче наш» (Pater Noster) и апостольского символа веры. Сионская базилика, разрушенная при аль-Хакиме, все еще лежала в руинах. Крестоносцы реставрировали «Мать всех церквей», включив в ее ансамбль многие древние святыни: часовню Святого Стефана, где находились мощи мученика до перенесения в церковь Евдокии; горницу Тайной вечери и по соседству с ней часовню Пятидесятницы, которую украшала картина сошествия Святого Духа на апостолов. В нижнем этаже находилась «Галилейская часовня», где воскресший Иисус явился ученикам
[71]. Во время работ строителям попалась удивительная находка. Одна из старых стен обрушилась, и за ней открылась небольшая пещера, где лежали золотой венец и скипетр. По мнению некоторых современных ученых, это могли быть остатки древней синагоги. Строители же, не понимая, с чем имеют дело, в панике помчались к патриарху, который, в свою очередь, обратился к аскету-караиму. Вместе они решили, что пещера представляет собой гробницу Давида и иудейских царей. Люди веками принимали Западный холм, который называли Сионом, за место, где стоял город Давида, тогда как в действительности он находился на холме Офель. Цитадель возле западных ворот Иерусалима долгое время считали крепостью Давида, а построенную Иродом башню Гиппика – башней Давида. Рано или поздно кто-нибудь неизбежно должен был «обнаружить» могилу Давида на горе Сион. Патриарх хотел обследовать пещеру, но строители были слишком перепуганы, и он, по словам еврейского путешественника Вениамина из Туделы, посетившего Иерусалим в 1170 г., «приказал заложить вход в пещеру и скрыть это место от людей навсегда»
[72]. Позднее крестоносцы все же открыли вход в пещеру, и Гробница Давида стала частью Сионской базилики, что в дальнейшем обернулось многими бедами.
