В 1194 г. скончался от брюшного тифа Салах ад-Дин, а вместе с ним умерло и единство мусульман. Его империя была поделена на части. Разными городами управляли члены семейства Айюбидов, каждый со своей армией и аппаратом чиновников. Вскоре наследники Салах ад-Дина уже воевали друг с другом. Иерусалим позднее пострадал от этих междоусобиц, однако любовь мусульман к нему не стала меньше. Утратив, а после вернув себе аль-Кудс, они стали еще ревностнее, чем прежде, почитать этот город. Строительный джихад продолжался. В 1193 г. эмир Иерусалима Изз ад-Дин Джардик заново освятил маленькую мечеть, построенную поблизости от храма Гроба Господня еще до Первого крестового похода в честь халифа Омара. Рядом с мечетью открылась школа изучения Корана. Аль-Афдаль содержал целый Магрибинский квартал, оплачивая помощь паломникам из Северной Африки и местным беднякам. Он также финансировал строительство в квартале медресе, где право преподавалось согласно учению североафриканской маликитской юридической школы, и обеспечил ей постоянное содержание.
Это один из первых зафиксированных в Иерусалиме примеров вакуфного пожертвования – передачи на благотворительные цели дохода (за вычетом текущих расходов) от коммерческой собственности, такой как лавка. Вакуф мог использоваться для выкупа пленных, содержания благотворительной столовой, строительства медресе. Такие пожертвования считались весьма похвальным делом, а в аль-Кудсе, как в святом месте, – особенно. Кроме того, в вакуфе содержалась и определенная практическая выгода. Некоторые дарители пользовались им, чтобы обеспечить своих наследников, – те получали право пожизненно проживать в помещении вакуфного учреждения или занимать там пост платного смотрителя. Иногда в медресе или ханаке имелись апартаменты для самого дарителя, который рассчитывал, уйдя на покой, обосноваться в Иерусалиме. Пожертвования были актом практической благотворительности – средства шли на развитие исламской учености, стипендии нуждающимся студентам, материальную помощь беднякам. Таким образом, благодаря институту вакуфа идеал социальной справедливости, столь важный в кораническом учении, стал центральным для джихада в Иерусалиме. Вакуф не только способствовал росту и украшению города, но и создавал рабочие места: человек, оказавшийся в стесненных обстоятельствах, мог наняться сторожем в медресе или вступить в общину суфиев. Любой избыточный доход от вакуфного имущества всегда распределялся среди бедных, поэтому к людям, которым приходилось жить за счет благотворительности, относились с уважением и почтением. Справедливость и милосердие с самых первых дней составляли суть святости Иерусалима. Правда, при крестоносцах это было не слишком заметно, но уже при Салах ад-Дине проявилось в полной мере. Очищение Харама от скверны, оставленной рыцарями, сопровождалось раздачей милостыни, а в дальнейшем институт вакуфа сделал заботу о бедных и нуждающихся неотъемлемой частью исламизации Иерусалима при Айюбидах.
Однако мусульмане не могли чувствовать себя спокойно, пока в Палестине оставались владения крестоносцев. Местные франки в своем королевстве со столицей в Акко не представляли угрозы: после урока, полученного при Хаттине, они стремились к миру с мусульманскими соседями. А вот христиане Европы были настроены более воинственно и продолжали снаряжать новые и новые Крестовые походы на Иерусалим. В 1200 г. сын аль-Адиля и племянник Салах ад-дина аль-Муаззам Иса, правитель Дамаска, сделал Иерусалим, который очень любил, своей главной резиденцией. Он финансировал создание двух медресе: одно, по изучению ханафитского права, носившее его имя, находилось к северу от Харама, второе, где преподавалась арабская словесность, – над Воротами милосердия. Кроме того, аль-Муаззам восстановил колоннады по краям Харама. Но в 1218 г. с запада снова пожаловали крестоносцы.
На сей раз крестоносцы поплыли не прямо к берегам Палестины, а попытались сначала изгнать мусульман из Египта, чтобы создать там плацдарм для наступления на Иерусалим. Одного лишь появления крестоносцев на Ближнем Востоке было достаточно, чтобы население всего региона содрогнулось от ужаса. Люди в страхе вспоминали кровавую резню 1099 г. и ждали новых зверств. Аль-Муаззам был уверен, что крестоносцы возьмут город, перебьют жителей и подчинят своей власти весь исламский мир. В действительности причин для такой паники, по-видимому, не было – после первоначальных успехов крестоносцы очень мало продвинулись в своем предприятии. Но франки оставили по себе такую жуткую память, что мусульманам трудно было объективно оценить положение. В результате аль-Муаззам отдал приказ срыть стены Иерусалима, чтобы крестоносцы не смогли закрепиться в городе. Это был неслыханный шаг; иерусалимские военачальники пытались убедить султана, что смогут отразить натиск франков, но аль-Муаззам отмел их возражения и настоял на том, чтобы лично проследить за разрушением стен. Город погрузился в уныние, а с ним и вся Палестина. Издревле смысл существования любого города заключался в защите жителей от врагов, и когда прибывшие в Иерусалим по приказу султана строители, каменщики и землекопы начали крушить стены, город охватила дикая паника. Самые слабые и уязвимые из горожан – старики, женщины, молодые девушки – с плачем бежали по улицам, разрывая на себе одежду. Они собрались на Хараме, а после ушли из Иерусалима в Дамаск, Каир, Карак, бросив семьи и имущество. Наконец, все укрепления Иерусалима были уничтожены, а гарнизон распущен. Осталась стоять лишь башня Давида.
Лишенный стен, аль-Кудс перестал быть полноценным городом. Мусульмане не отваживались жить здесь, пока крестоносцы оставались в Акко. В обезлюдевшем Иерусалиме, который мало чем отличался от захолустного селения, обитали лишь немногочисленные суфии и улемы, которые, храня верность городу, кое-как поддерживали жизнь в построенных при Айюбидах школах и монастырях, да горстка городских чиновников и солдат. Дальнейшие события показали, что аль-Муаззам поторопился – в 1221 г. крестоносцам пришлось убраться восвояси. Но Крестовые походы так глубоко изменили ситуацию в регионе, что мусульмане больше не могли сколько-нибудь уверенно и хладнокровно смотреть на присутствие европейцев. А к их чувствам по отношению к Иерусалиму добавилась новая тревожность, способная сильно повредить городу.
Теперь главной заботой исламских правителей была безопасность. В 1229 г. султан Египта и брат аль-Муаззама аль-Камиль убоявшись кошмарной перспективы отражать новое нашествие крестоносцев, предпочел сдать Иерусалима без боя. Между тем Фридрих II, император Священной Римской империи, предпринял поход в Святую землю под сильным давлением папы. Этот энергичный правитель, за свои многочисленные незаурядные качества получивший прозвище Stupor Mundi – «Изумление мира», – вырос на космополитической Сицилии и не страдал обычной для европейцев ксенофобией. В нем не было ненависти к исламу – наоборот, он свободно владел арабским языком, с удовольствием беседовал и переписывался с исламскими учеными и правителями. Крестовый поход на Иерусалим представлялся императору пустой тратой времени, но нельзя было дальше откладывать выступление, игнорируя общественное мнение Европы. Он довольно цинично предложил аль-Камилю, чтобы тот просто передал ему Иерусалим, – ведь лишенный стен, город не имел для султана ни стратегического, ни экономического значения. Аль-Камиль был готов согласиться. К тому времени он успел серьезно рассориться с аль-Муаззамом и без поддержки брата не мог помышлять о войне с армией крестоносцев. Присутствие франков в неукрепленном Иерусалиме не представляло военной угрозы, а передача им города уменьшала исходящую от них опасность. Кроме того, Фридрих представлял для аль-Камиля ценность как союзник против аль-Муаззама.
