Неужели Леда, пока ее не было, нашла шкатулку с ее письмами? Возможно, не нарочно… пошла искать Катерину в ее комнатку и задумалась: «А где та шкатулка, что обычно стояла на ночном столике? Почему ее спрятали?» Или хуже… «А что было в тех письмах, которые я не видела?»
Катерина побежала в свою комнату и резко отбросила крышку сундука. Нет, все было на месте, шкатулка слоновой кости невинно лежала там, где она ее и спрятала, — под шерстяной накидкой. Испытав огромное облегчение, она опустила крышку.
И все же… где Леда? Катерина зашла в комнату к девушке и стала открывать ящики: первый, второй. Все ее платья оказались на месте, нетронутыми. Пожурив себя за чрезмерное беспокойство, она решила, что Леда пошла прогуляться. А потом поняла, как на улице жарко и печет солнце и как она устала. Больше всего ей хотелось передохнуть от сегодняшней суеты: роящихся воспоминаний, палящего солнца, путешествия в гетто. Катерина легла на прохладные простыни в комнате Леды и заснула.
Во сне ее в какой-то момент стала звать Леда. Катерина тут же проснулась, сердце бешено колотилось, она выбежала из комнаты. Но в доме никого не было. По стенам стали карабкаться тени.
На маленький столик в гостиной, где они обычно обедали, скользнул золотой лучик послеполуденного солнца. И взгляд Катерины упал на несколько пожелтевших листков, которые она раньше не заметила.
Они были исписаны ее сжатым почерком. Со своего места слов она разобрать не могла. Но уже знала, что это за письмо. Последнее письмо брату, последнее, которое осталось в шкатулке.
На нем не было печати. Письмо так и не отослали. Но этим было все сказано — Леда нашла письмо.
«Пьетрантонио!
Кажется, когда я чувствую себя отвратительнее всего, всегда обращаюсь к тебе. Именно тогда я и ощущаю наши кровные узы, понимаю, что, как это ни печально, мы одной крови. Может быть, Себастьяно был лучшим из нас, и когда он умер, сердца наши почернели. Я скрывала это лучше, чем ты, — никто не знал, что у меня внутри. Наоборот, все меня называли ангелом.
Я заметила, что ты заподозрил, будто я что-то задумала, когда попросила принести мне в монастырь мышьяк. Джульетта… она не могла позволить себе увидеть правду. Но ты все понял. Но даже не попытался меня остановить? Или… ты все понял и одобрил мой план?
Пьетрантонио, братик… это мое признание, которое я не могу сделать даже священнику.
Я знаю, что ты читал все отчеты шпиона. Я ни секунды в этом не сомневалась. Тогда ты знаешь, как со мной поступила Марина. Что она у меня украла. Она не монахиня, она шлюха в монашеском облачении.
Жаль, что я не могу сказать, что утратила разум. Что я действительно обезумела. Но я все спланировала. Я играла для того, чтобы выиграть эту последнюю любовную игру.
— Что ты здесь делаешь? — вчера утром удивленно спросила меня Марина. Я пришла в ее комнату с подносом, на котором стояла кастрюлька с шоколадом и две теплых чашки. Это случилось сразу после заутрени, на улице накрапывал холодный дождь.
— Марина… давайте не будем позволять словам, сказанным сгоряча, встать между нами. Мы нужны друг другу. — Я поставила поднос на стол и села на ее диван. Я налила горячий шоколад на небольшое количество белого порошка, который я насыпала на дно ее чашки.
— Мы не можем оставаться подругами после всего, что между нами произошло… разве не так? — спросила она, ощупывая меня взглядом. Мне было ее почти жаль, ведь она до сих пор искала моей любви. Но она ее никогда не заслуживала.
— Разумеется, можем, — заверила я ее. — Садитесь.
Я съела ложечку шоколада и подвинула к ней манящую чашку.
Марина с облегчением улыбнулась и села рядом со мной на диван.
— Я очень рада это слышать, Катерина. — Она потянулась за своей чашкой и подула, чтобы остудить. Она подмигнула мне поверх чашки. — Мы найдем тебе другого любовника — еще лучше. Будет весело.
— О да, — подхватила я. — Звучит заманчиво. — Я наблюдала, как она сделала глоток, потом еще один, потом третий. Жадно, как и все, что делала в жизни, она выпила шоколад до дна.
Мы продолжали беседовать. Минуты тянулись невероятно медленно. Не прошло и часа, я заметила, как ее лицо почернело. Марина менялась у меня на глазах. Губы сжались от боли, голубые глаза остекленели и уставились в одну точку. Из-под рясы я ощутила запах газов. Она попыталась встать; схватила чашку и начала что-то говорить, но лишилась сознания и упала на пол.
Паника! Я подбежала к ней, начала трясти, чтобы привести в чувства. Я плакала и вытирала слюну, бегущую у нее изо рта, подолом своей юбки. Казалось, что глаза ее уставились в пустоту; лицо посерело и окаменело. Я схватила осколки разбитой чашки, спрятала их в карман и побежала за помощью.
Да, я побежала за помощью! Ты должен мне поверить… я не хотела ее убивать! Я только хотела… чтобы ей стало плохо. Настолько плохо, что Джакомо забудет ее. Он очарователен при первых проявлениях страдания — уж я-то знаю. Но потом теряет интерес. Пусть он забудет ее, как он однажды забыл меня.
Но я раздавлена тем, что натворила! Убийца! Говорили, что доза размером с горошину убивает человека, а я дала ей дозу, которая, на мой взгляд, была… размером с маленькую горошину? Импульсивно, по глупости… или решусь ли я себе в этом признаться? — в порыве ярости я не знала, что я чувствовала, сколько ей дала. Она умирает! Она может не дожить до завтра, умрет прямо у меня на глазах.
Никто не подозревал, что я сделала. Перед всеми я играла роль невинного ангела. Меняла описанные простыни, обтирала ее тело от рвотных масс. Ложилась на нее всем телом, чтобы унять конвульсии.
Но мучительное сожаление! Оно реально, его невозможно вынести. Неужели Господь не видит, что я забочусь о ней, пытаюсь вернуть к жизни?
Я молюсь, пока губы не посинеют и не потрескаются, как у той, которую я отравила, — я молю Бога смягчить наказание падшему ангелу!
Пьетрантонио, какой бы грешницей я ни была, — помолись за меня».
В тот день Леда не явилась и к ужину. Катерина сидела над холодными спагетти с анчоусами, грызла ногти до крови. Она поймала себя на мысли, что жалеет, что дома нет Бастиано. Он помог бы ей что-то придумать, стал бы задавать вопросы, пока не сложились бы все кусочки головоломки, где искать девушку и что делать. Обычно Катерину раздражала эта его размеренность и логика, но сейчас ей именно этих качеств очень не хватало. Но, конечно же, он стал бы задавать неприятные вопросы о том, что могло подтолкнуть Леду к побегу.
Катерина встала и с тревогой выглянула в окно. Она слышала, как закрываются на ночь двери припозднившихся магазинов. Она представила себе, как Леда бродит по лабиринтам улиц, одна-одинешенька, да еще беременная. Жертва для цыган и воров. Она вздрогнула, вернулась к столу, посмотрела на спагетти с соусом, который уже взялся коркой. У нее не было аппетита. Честно признаться, от одного запаха ее тошнило.
