В фойе царила восхитительная прохлада, высились колонны из розового мрамора, пол был выложен черной, белой и розовой плиткой. На золотом кессоне потолка размещалась огромная картина, на которой была изображена Муза с лирой, плывущая на облаке. Катерине казалось, что потолок разверзается прямо в небеса.
Похожее на шкатулку с драгоценностями фойе напомнило ей то время, когда она была в театре Сан-Самуэль много лет назад с Джакомо. С тех пор она в театры не ходила. Когда они поженились, Бастиано сначала предлагал сводить ее в оперу, но она всегда отказывалась. Она не позволяла себе быть с ним счастливой. Теперь она поклялась ходить туда почаще — песня Филиппо напомнила ей, как сильно она любила слушать пение, ощущать, как голос открывает ее сердце.
Катерина бесшумно провела Леду внутрь, в зрительный зал театра. Внутри царила темнота, была заметна лишь одинокая фигура Филиппо в оркестровой яме у клавесина, который он настраивал при свете лампы. Вокруг на пустых стульях лежали скрипки, флейты, гобои, рога. Катерина смогла разглядеть возвышающийся на сцене силуэт какой-то декорации. И рядом… совершенно не к месту — простая деревянная колыбель.
Катерина жестом показала Леде, что будет ждать ее в глубине зала, и спряталась в темноте за толстой колонной. Она выглянула из-за колонны и наблюдала, как Леда тяжело идет в сторону оркестровой ямы.
Увидев ее, Филиппо отскочил от инструмента. Он повел ее по ступеням на сцену и показал колыбельку. Встал перед ней на колени. Он взял обе ладони Леды в свои руки и стал покрывать их поцелуями. Катерина увидела, что он ей объясняется в любви, но слышала только бормотание. Ей казалось, что Филиппо вглядывается в глаза Леды, как будто они излучают небесный свет, о котором он пел ей под окном.
Наконец, Филиппо замолчал. Он склонил голову, ожидая вердикта Леды. Леда положила свою руку ему на щеку и повернула его к себе лицом. Она улыбалась. Филиппо, видя, что он прощен — что любимая отвечает ему взаимностью, — вскочил, обнял Леду и стал покрывать страстными поцелуями. Видя это, Катерина с неловкостью осознала, что подсматривает за ними. Она тайком покинула театр.
Когда она вышла на улицу, сердце ее разрывалось от счастья. «Леда воссоединилась с Филиппо». Она вдохнула радость этой вести. У ребенка будет и мать, и отец, который любит ее. Или его. Но Катерина надеялась, что все-таки будет девочка. Девочка по имени Катерина. Чье имя будет означать: «Катерина Капретте помогла мне найти надежное место в этом мире».
«В жизни я совершила больше хорошего, чем плохого, — убеждала себя Катерина, — вероятно, это все, о чем я… любой из нас… может просить». Она ощутила, как избавилась от последнего ужасного груза прошлого.
По дороге домой Катерина и не заметила, как идет и улыбается. Она достигла моста у площади Сан-Моизе, и красивый мужчина, приблизительно ее ровесник, благожелательно взглянул на нее. Она улыбнулась еще шире, на краткий миг игриво стрельнув в него глазками.
«В конце концов, я еще не такая старая! Еще достаточно молода, чтобы на меня заглядывались мужчины. Еще молода, чтобы получать удовольствие от оставшейся жизни».
Она удивилась тому, что с нежностью вспоминает Бастиано, вероятно, впервые со дня замужества. Она по-новому начала его ценить, думая о том, как он без лишних слов помог ей с Ледой. Он был добрым и внимательным и по-своему любящим. Где-то в глубине души Катерина тоже поняла, что любит его.
Она оглянулась: не ушел ли с моста тот красавец? Ушел. Он чем-то напомнил ей Джакомо. Она на секунду остановилась и закрыла глаза. Нежное сентябрьское солнце согревало лицо. Она прикоснулась к щеке, вспоминая сладкое эхо прикосновений Джакомо к ее коже. И гадала: а может, где-то там, далеко, он когда-нибудь закрывает глаза… и тоже вспоминает ее?
Историческая справка
Это — художественное произведение, основанное на тех событиях, о которых поведал Джакомо Казанова в третьем и четвертом томах своей книги «История моей жизни». Казанова начал писать мемуары около 1791 года, когда ему было уже далеко за шестьдесят. Таким образом, мемуары — а они насчитывают 3600 рукописных страниц — были созданы через много лет после описанных в них событий. При жизни автора они так и не вышли в свет. И хотя автор утверждает, что ничего не выдумал, все же не мог он, вероятно, обойтись без известной доли художественного вымысла. Мемуарами он был увлечен больше, нежели любым другим делом в своей жизни. Сам говорил, что пишет их, дабы «посмеяться над собою». С великой радостью работал над ними по тринадцать часов в день, и ему казалось, будто эти часы пролетают за минуты. «Какое это наслаждение — вспоминать свои былые наслаждения!» — восклицает он в одном из писем того периода. Ему жаль было лишь того, что подлинные имена персонажей приходится скрывать за именами вымышленными либо инициалами, «чтоб не выдавать чужие тайны».
Казанова описывает свою встречу с девушкой, которую именует синьориной КК. Это произошло в 1753 году, по возвращении его в Венецию после нескольких лет, проведенных на чужбине. (В 1748 ему пришлось поневоле покинуть родной город, так как его обвиняли в том, что он избил метлой одну проститутку, не пожелавшую выполнять его прихоти, а также в том, что он отрезал руку у мертвеца и шутки ради подбросил ее кому-то в постель.) КК сразу же очаровала Казанову как своей красотой — по его словам, черные волосы и огромные темные глаза оттеняли ее кожу, белую, словно алебастр, — так и своими душевными качествами:
«Что поразило меня более всего — это ее живая и неиспорченная натура, а сверх того искренность и бесхитростность, склонность к веселью и невинная жизнерадостность. Чувства ее были безыскусными и возвышенными. Коротко говоря, подобное сочетание качеств явило мне достохвальную картину добродетели, каковая имела надо мною величайшую силу и неизменно превращала в покорного слугу той дамы или девицы, в коей я, как мне казалось, узрел поименованные свойства».
У него вызвал отвращение брат Катерины, ПК, особенно его попытки продать свою сестру Казанове. Автор уверяет, что жалел ее, но на деле он так и не говорит, платил ли деньгами за пребывание в ее обществе.
Личность юной КК была установлена итальянским ученым Бруно Брунелли Бонетти в 1937 году. Кусочки головоломки он сложил, изучая записи в венецианских государственных архивах. Там имеется упоминание о некоем синьоре Пьетрантонио Капретте (в документах встречаются разные варианты написания фамилии) и о Джакомо Казанове, а также несколько векселей. Если загадочного ПК из мемуаров можно связать с Пьетрантонио Капреттой, тогда КК — это его сестра Катерина. Когда же совпали инициалы отца Катерины и Пьетрантонио, ХК, — Христофоро Капретте, Бонетти уверился, что отыскал то самое семейство.
Позднее французский исследователь Жак Марсан обнаружил в Венеции записи о рождении и браке Катерины. Подтвердилось, что при знакомстве с Казановой ей было четырнадцать лет, поскольку родилась она 10 декабря 1738 года. Просторный дом, который принадлежал ее семье, стоял в северной части города, где-то на современной улице Фондамента делла Мизерикордиа. До наших дней он не сохранился. В романе она проводит свое детство в моем любимом венецианском доме Ка Дарио, построенном в XV веке в квартале Дорсодуро. А приведенные в книге детали относительно верхней лоджии и крошечного садика, со всех сторон обнесенного стенами, заимствованы из того, что и сегодня еще можно видеть на Кампьелло Барбаро.
