В киоске Кристианссон приобрел спортивную и еще две специальные газеты, а для Кванта пакетик тянучек.
Правой рукой он сунул в карман сдачу, а в левой держал газету и, возвращаясь к машине, успел пробежать глазами первую полосу «Алла ретс». Кристианссон думал о том, как его любимая команда «Милвол» проведет встречу с «Портсмутом» на поле противника, но в эту минуту раздался вкрадчивый голос:
– Господин комиссар, смотрите-ка, что вы забыли…
Кристианссон почувствовал, как что-то прикоснулось к его рукаву. Он машинально выдернул из кармана правую руку, и пальцы его наткнулись на какой-то предмет, холодный и скользкий. Он вздрогнул, поднял глаза и, к своему ужасу, увидел Задницу.
Тогда он перевел взгляд на предмет, зажатый в его правой руке.
Он, Карл Кристианссон, стоял посреди оживленной площади, он находился при исполнении служебных обязанностей, был в полной форме – блестящие пуговицы, на портупее дубинка в белом чехле. А в руке он, Карл Кристианссон, держал маринованную поросячью ножку.
– Как по заказу! Надеюсь, подойдет. А коли нет, можешь спустить ее в нужник, – выкрикнул Задница и зашелся в приступе неудержимого хохота.
Задница был бродяга, попрошайка и спекулянт. Имя свое он получил не зря, ибо именно эта часть тела преобладала над всеми остальными, а голова, руки и ноги казались малосущественными привесками к ней. Росту в нем было всего полтора метра, другими словами, на тридцать сантиметров меньше, чем в Кристианссоне и Кванте.
Но не столько физическое уродство делало этого человека таким омерзительным, сколько его манера одеваться.
На Заднице было надето два пальто до пят, три куртки, четверо брюк и пять жилеток. Во всех этих одеяниях насчитывалось не менее пятидесяти карманов, а Задница, кроме прочего, славился и тем, что постоянно имел при себе крупную сумму наличными, всегда в отечественной валюте и никогда в монетах большего достоинства, чем десять эре.
Кристианссон и Квант уже задерживали Задницу одиннадцать раз, но только в двух случаях из одиннадцати им удалось доставить его в полицейский участок. А именно в первый и второй раз, да и то по молодости лет и недомыслию.
При первом задержании в сорока трех карманах оказалось 1230 монет достоинством в один эре, 2780 – достоинством в два, 2037 – достоинством в пять и одна монета достоинством в десять эре. Обыск и подсчет заняли три часа двадцать минут, последовавший затем суд приговорил Задницу к уплате штрафа в одну крону или десяти дням ареста за оскорбление чинов, находящихся при исполнении служебных обязанностей, а свиная ножка, подвешенная обвиняемым на радиатор полицейской машины, была конфискована в пользу государства. Но Кристианссону и Кванту пришлось проходить по этому делу в качестве свидетелей, да еще в нерабочее время.
Второй случай кончился не столь благополучно. На сей раз Задница имел при себе триста двадцать крон девяносто эре, разложенных по шестидесяти двум карманам. Подсчет занял целых семь часов, и в довершение несчастья бестолковый судья оправдал Задницу. Он ни черта не смыслил в сконских ругательствах, а потому и не усмотрел ничего оскорбительного в словечках, которыми осыпал их задержанный. Когда Кванту наконец удалось расшифровать название особого транспортного средства для перевозки нечистот, один из членов суда с кислой миной заметил, что истцом выступает Кристианссон, а не полицейская машина, и что суд вообще считает маловероятным, чтобы «плимут» даже и с четырьмя дверцами мог счесть себя оскорбленным, тем более что сравнение его с любым другим видом транспорта вполне правомочно.
Задница, как и Кристианссон и Квант, был родом из Сконе и потому знал, кого и как обложить.
Когда же Квант, не поостерегшись, назвал обвиняемого не Карл Фредерик Густав Юнсон-Кек, а просто Задница, дело было проиграно бесповоротно. Судья снял обвинение как несостоятельное и посоветовал Кванту на будущее не пользоваться в своих показаниях перед высоким судом подозрительными и малоуместными диалектизмами.
И вот теперь все начиналось снова-здорово.
Кристианссон украдкой обернулся по сторонам и ничего не увидел, кроме праздных зевак, застывших в радостном предвкушении бесплатного зрелища.
Чтобы подлить масла в огонь, Задница достал из какого-то кармана еще одну свиную ножку и возопил:
– Прямехонько с бойни, прямехонько с бойни. Последняя воля покойницы – чтобы эта ножка досталась такой же свинье, как она сама. И чтобы вам с ней довелось как можно скорей встретиться на самой большой сковородке в аду.
Голубые глаза Кристианссона как бы давали понять, что все происходящее его ни в коей мере не касается.
– Ножка-то прямо как по мерке, господин комиссар. Но все-таки на нитке не хватает узелка. Этой беде мы сейчас подсобим.
И он сунул в карман другую руку.
Теперь на Кристианссона со всех сторон глядели довольные рожи, а какой-то тип, прячась за спинами (личность его, к сожалению, установить не удалось), громко выкрикнул:
– Вот это здорово! Так им, гадам, и надо!
Сбитый с толку молчанием Кристианссона, Задница вдруг завопил:
– Грязная харя! Крысомор! Хряк вонючий!
Вздох, похожий на стон, прокатился по рядам восторженных слушателей.
Кристианссон протянул руку со свиной ножкой, чтобы схватить противника. Одновременно он в полном отчаянии продумывал возможности отступления. Перед его мысленным взором уже встали тысячи медяков, распиханные по многочисленным карманам.
– Караул! Он вонзил в меня свои когти! – вопил Задница. Вопил с хорошо разыгранным ужасом.
– В меня! В бедного несчастного инвалида! Этот грязный негодяй поднял руку на честного торговца! Только за то, что я оказал ему любезность! Отпусти меня, подлая скотина!
В решающую минуту свиная ножка лишила Кристианссона необходимой свободы действий, и он все равно не сумел бы применить насилие по всем правилам, но Задница предупредил его действия, открыв дверцу машины и плюхнувшись на заднее сиденье прежде, чем сам Кристианссон успел достичь своего малонадежного убежища.
Квант сказал, не поворачивая головы:
– Как это тебя угораздило, Калле! Это же надо быть таким дураком, связаться с Задницей! Эх ты!
Он включил зажигание.
– Господи Боже мой! – не совсем последовательно ответил Кристианссон.
– Куда ехать-то? – злобно спросил Квант.
– Сульнавеген, девяносто восемь, – радостно заверещал арестант.
Задница был парень себе на уме. Он желал, чтобы его доставили в участок на машине. С плохо скрытым торжеством предвкушал он счастливое мгновенье, когда наконец-то займутся подсчетом его наличности.
– В нашем округе мы от него не избавимся, – сказал Квант. – Слишком рискованно.
– Везите меня в участок, – требовал Задница. – Предупредите по радио, что мы скоро будем. Пусть ставят воду на огонь. Я с радостью напьюсь кофейку, пока вы будете считать.