— Потом мы сели за стол. Ты даже не представляешь, до чего мне было паршиво. Я понятия не имел, о чем с ними разговаривать, нес какую-то ахинею.
— Ты им сказал, что влюбился?
Он захохотал. Злобным громким смехом, от которого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Ты с ума сошла! Я никогда не приводил в дом ни одну девушку!
— Но они же наверняка догадываются, что у тебя…
— Подожди, ты еще не знаешь, что случилось потом…
После ужина.
Они жутко объелись. Еще чуть-чуть, и пузо лопнет. Доедайте, доедайте, зудела она. Я так старалась, готовила. Кушай, детка, кушай. Я ведь знаю, что ты ужасно питаешься. Ты никогда не умел готовить. Я все про тебя знаю, ведь я тебя вырастила. И ты продолжал через силу заталкивать в себя еду, после первого десерта последовало домашнее мороженое, а за ним — шоколадный мусс, его обязательно нужно есть перед кофе, тогда во рту надолго остается вкус… Вот видишь, я помню, что ты любишь кофе с шоколадом… И ты глотал и глотал, лишь бы ее не огорчать. Она смотрела на тебя сияющими глазами. Сама она почти ничего не ела. Пробовала по крошке от каждого блюда, чтобы убедиться, что все прожарилось и подрумянилось как надо, а потом наваливала тебе полную тарелку и зорко следила, чтобы ты прикончил все без остатка.
После ужина… Ты отяжелел, тебя повело ко сну, тебе захотелось вернуться домой и лечь спать. Ты с трудом поднялся из-за стола, оперся о него двумя руками и сказал: спасибо, мама, спасибо за все, было очень вкусно, но теперь мне пора…
Она уставилась на тебя, буквально пожирая глазами, и сказала: да, мой мальчик, ты хорошо покушал, и я очень рада, но ты так редко к нам заглядываешь, не понимаю почему, мне это так горько, так горько, какой смысл вырастить такого прекрасного сына, если совсем его не видишь… Вот давеча я заходила к тебе на работу, я часто хожу под окнами твоей конторы, я знала, что ты на месте, видела перед входом твою машину, но секретарша — вот вертихвостка! — сказала, что тебя нет, что ты уехал на встречу.
— Я приказал сотрудникам не пускать ее ко мне в кабинет. Поначалу она без конца приходила. Усядется в углу и смотрит, чем я занимаюсь. Проверяла бухгалтерские счета, расставляла папки с документами, договаривалась за меня о встречах… Пыталась заменить моего секретаря!
Ты рассыпался в извинениях, запротестовал, привел тысячу объяснений, связанных в основном с работой — исключительно с работой. Она обняла тебя. Она успела надеть фартук, собираясь мыть посуду. Она прижала тебя к себе, как в те времена, когда ты был маленьким мальчиком и принадлежал только ей, а потом подняла к тебе глаза и сказала, а знаешь, что доставило бы мне настоящее удовольствие, что стало бы для меня самым лучшим подарком на День матери? Ты потряс головой, нет, не знаю, я принес тебе цветы, я думал, тебе понравится, ах да, ответила она, конечно, цветы — это прекрасно, но есть еще кое-что, что сделало бы ее абсолютно счастливой. Оставайся у нас ночевать!
— Но это же невозможно! У вас и комнаты лишней нет…
С тех пор, как ты ушел из дома, твои родители стали спать в разных комнатах. Обе спальни, таким образом, заняты. Где же они тебя положат? Гостиная такая крошечная, в ней даже дивана нормального нет. Так что это совершенно невозможно. Тебе не хотелось бы ее огорчать, но это просто…
— Я ведь довольно большой, мам. Мне нужно много места!
Ты сказал это с улыбкой, похлопывая себя по бокам и воздевая руки чуть ли не до самого потолка. Ты хотел разрядить атмосферу, которая вдруг сгустилась и начала ощутимо давить на тебя. Пытался вызвать улыбку у отца, который по-прежнему молчал. Он всегда молчит. Молчит и ждет, когда стемнеет, чтобы идти наблюдать за звездами. Всю свою пенсионную страховку он вложил в покупку мощного телескопа и теперь проводит ночи, созерцая Млечный Путь, изучая следы комет и надеясь открыть новую звезду. Он состоит в международном клубе астрономов-любителей. Переписывается с людьми из разных стран мира. Это его хобби, и он уделяет ему все свободное время. Когда ты был ребенком, он иногда приходил к тебе среди ночи, поднимал с постели и брал с собой. Чтобы ты разделил с ним его страсть. Но однажды мать застукала вас вдвоем и устроила скандал. Тебе надо высыпаться, тебе же утром в школу! Как можно делать такие глупости! Ты ведь отличник и должен оставаться отличником! Ай-ай-ай… Отец тогда ничего не сказал, но больше никогда не будил тебя по ночам. Ты ждал его, пиная ледяными ногами приготовленную матерью грелку, таращил в темноте глаза, чтобы, когда он придет, ему не пришлось упрекать себя за то, что он тебя разбудил, но он так больше ни разу и не пришел. Ты заводил будильник, трезвонивший каждый час. А сегодня у него отдельная спальня. И мыслями он там — в заоблачных высотах. Интересно, как давно он туда перебрался, подумал ты, глядя на него. Он опять ничего не сказал. И даже не улыбнулся, когда ты демонстрировал свои богатырские размеры и уверял, что тебе нужна большая кровать. Когда ты обернулся к матери и развел руки, словно говоря: ничего не выйдет!
Да ты со мной поспишь, милый мой! Помнишь, когда ты был маленький, то часто прибегал спать ко мне… Я тебя обнимала, гладила, рассказывала сказку, вдыхала твой запах, прижимала к себе твое теплое тельце и грелась от него. Мне сразу делалось так покойно, у меня просыпался аппетит, мне хотелось есть и пить, а все заботы и огорчения сами собой ку-да-то исчезали. Ну, соглашайся, сладкий мой, соглашайся.
И она прилипла к тебе, навалилась на тебя всей своей тяжестью, предлагая себя.
— Это было ужасно, ужасно! Мне хотелось ее задушить! Я ушел так поспешно, что, наверное, они подумали, что я сбежал.
Ты застонал. И все повторял: ужасно, ужасно, ужасный вечер… Тебя выворачивало от омерзения. Я ее ненавижу, ненавижу ее, твердил ты. Если у меня грязная машина, она прилепляет записку на ветровое стекло: помой; если у меня отрастают волосы, она корчит недовольную мину и говорит: сходи в парикмахерскую; она проверяет, как у меня отглажены воротнички и как подстрижены ногти; она знакомит меня с девицами, которых сама выбирает, и требует, чтобы я на них женился, — чудесные девушки, из таких получаются превосходные жены, потому что она прекрасно знает их родителей и прародителей, я больше не могу, я так больше не могу!
Я безуспешно пыталась тебя остановить. Твой голос, поднявшийся едва ли не до визга, вобрал в себя все обиды и унижения прошлых лет, и теперь изрыгал их, как удушливую слизь.
Любовь — странный продукт. Слишком много любви калечит. Отсутствие любви разрушает.
Чтобы научиться любить, нужны особые весы. Но их коромысло исчезает, если на одной чаше — все, а на другой — ничего.
Неужели мы с тобой встретились ради этого? Чтобы научиться любить в промежутке между всем и ничем? Чтобы познать истинную любовь? Чтобы уравновесить чаши весов?
Но что такое истинная любовь?
Нам еще только предстоит это узнать.
Мы должны все начать с нуля — любовь и жизнь.
Для счастья нужна смелость. Смелость засучить рукава и никогда не отступаться.
