Это был план, разработанный на основе лучших принципов обороны – выжидать, пока приток свежих сил не позволит вернуться к наступлению. Он тем более интересен как классический пример морской обороны без какой бы то ни было иной цели, кроме контроля домашних вод. Правительство не опасалось попытки вторжения через Канал, но вторжение в Ирландию было в самом разгаре, и любую его поддержку следовало пресечь, сохранив свободными британские коммуникации. Кроме того, существовало серьезное опасение, что французы могут расширить свои операции до Шотландии, куда как раз подходил конвой Киллигрю. Ситуация принадлежала к числу тех, которые невозможно урегулировать иным путем, кроме завоевания общего господства на море. Но по соображениям Торрингтона ее можно было обезопасить и оспаривая господство. Поэтому он рассчитывал действовать в обороне и не позволить противнику добиться каких-либо позитивных результатов, пока он не окажется в положении, когда сможет вступить в бой, имея большие шансы на победу. Временная оборона, по его убеждению, была единственным способом завоевать господство на море, а идти на риск, имея недостаток сил, – это лучший способ его потерять.
Ничто не могло лучше соответствовать принципам хорошей стратегии в нашем теперешнем понимании. План существенно опередил свое время, и вряд ли стоит удивляться, что правительство не сумело оценить его по достоинству. Правительство подвергло план суровой критике, однако представляется, что его скорее неправильно поняли, чем не сумели оценить. Граф Ноттингемский, стоявший во главе правительства, считал, как показывает его ответ адмиралу, что Торрингтон имел в виду уход в Ганфлит немедленно. Сегодня мы отчетливо понимаем, что Ганфлит был для него самым крайним случаем, и он вовсе не собирался туда забираться, если его не вынудят к этому французы. Министр, как и многие другие после него, не смог понять, что адмирал считал «существующим (живущим) флотом». Он думал, что, по мнению Торрингтона, это был флот, стоящий в безопасности в порту, хотя Торрингтон ничего подобного не имел в виду. Насколько Ноттингему удалось постичь намерения Торрингтона, он видел, что, хотя при этом сохраняется флот, все остальное остается без прикрытия и может быть уничтожено. Иными словами, он был подавлен особой характеристикой войны на море, которая позволяет действия против невыраженной цели, если противник не дает шанса действовать против своих вооруженных сил.
Учитывая такое неправильное понимание, которое не объяснялось словами депеши Торрингтона, Ноттингем сумел получить у королевы приказ, сформулированный в следующих выражениях: «Мы расцениваем последствия вашего ухода на Ганфлит как фатальные и считаем, что вам лучше, как только позволит ветер, дать бой врагу, а не уходить дальше, чем необходимо, чтобы получить преимущество над противником». Однако Торрингтону была предоставлена свобода следовать в западном направлении, чтобы завершить концентрацию, при этом «ни при каких обстоятельствах не теряя из виду французский флот, который может воспользоваться возможностью и попытаться высадиться на берег, или войти в реки Темзу и Медуэй, или уйти без боя».
Этот приказ крайне отрицательно оценивается современными критиками, хотя он говорит о настоящем превентивном наблюдении и даже содержит идею, заключенную в хорошо известном высказывании Нельсона: «Когда враг полностью разобьет наш флот, он больше не причинит нам вреда в текущем году». Понятно, что Нельсон мог полагаться на доказанное превосходство британского флота в то время, но правда и то, что Ноттингем и его коллеги в правительстве имели информацию, заставившую их сильно недооценить силы Турвилля. Это следует из депеши Ноттингема, содержавшей этот приказ, причем является настолько очевидным, что Торрингтон вполне мог приостановить выполнение приказа, основанного на неверной информации. Только он знал, сколько интриг плетется против него при дворе, и предпочел не спорить.
Конечно, военно-морская стратегия может высоко ценить концепцию Торрингтона, но нет оснований и слишком уж сильно ругать план правительства. Это был определенно один из путей решения проблемы, и при таких огромных резервах поражение не означало бы катастрофы. Тем не менее он был, несомненно, продиктован неспособностью понять стратегическую силу плана Торрингтона, плана, который был не только безопаснее, но и был рассчитан на достижение в конечном счете больших позитивных результатов. Подлинная ошибка плана правительства заключалась в том, что, хотя он имел обманчивый вид смелого наступления, он не мог достичь ничего, кроме негативного результата. Самое большее, что могло дать сражение в сложившихся обстоятельствах, – это оставить господство спорным. В худшем случае противник получил бы позитивный результат, который подверг бы опасности кампанию Вильгельма в Ирландии.
Торрингтон дал правительству ответ. Относительно высказанного министрами беспокойства о кораблях на западе и средиземноморском конвое, нависшая над которым опасность стала причиной запрета ему идти на Ганфлит, он указал, что этим судам мало что грозит, если они способны позаботиться о себе. А все из-за того, что, повторил он, «пока мы наблюдаем за французами, они не могут напасть на корабли и на берег, не подвергаясь большому риску, а если нас разобьют, все останется на их милость». Так, прямо не говоря о неверном истолковании своей депеши, он указал, что его намерением является не отступление, а наблюдение.
К тому времени, как Торрингтон отправил этот ответ, он уже был оттеснен к Бичихеду. Больше не было возможности уйти в западном направлении, и на следующий день он атаковал. Но убежденный в необходимости обороны и перенеся ее на свою тактику, он отказался дать противнику шанс добиться серьезного успеха и вышел из боя, как только позволил ветер. Он считал себя вправе таким образом интерпретировать приказ, основанный на неверной информации. Он был уверен в себе, о чем и сказал в защиту своих действий, что «королеву невозможно было бы уговорить подписать такой приказ, если бы и наша слабость, и сила противника не были представлены ей в ложном свете».
Флот получил такие сильные повреждения, что Торрингтон уверовал в невозможность дальнейших действий по его плану. «Какие могут быть последствия этого несчастливого сражения, – писал он, – знает только всемогущий Господь, но осмелюсь предположить, что мне все же удалось предотвратить атаки на берег, обезопасить западные корабли, Киллигрю и торговые суда». Действительно, во всем этом он достиг успеха. Медленно отступая на восток, он увлек французов за собой до Дувра, прежде чем ушел в Нор, и Турвилль не сумел вернуться на запад до того, как все находившиеся в опасности суда укрылись в Плимуте. Несмотря на то что Торрингтон был вынужден вступить в бой в неудачное время и не в том месте, его замысел пока был успешным. Он не только не позволил французам сделать что-либо, способное повлиять на исход войны, но и расстроил план Турвилля по уничтожению британского флота по частям. Все это он сделал, но перейти в наступление уже было не в его власти.
То, что метод произвел впечатление на Турвилля или его правительство, стало ясно в следующем году, когда Турвилль, в свою очередь, оказался в меньшинстве и не имел шансов на победу в сражении. Летом его флот находился в море у входа в Канал, не давая британскому адмиралу шанса на контакт. Однако метод Турвилля был отличен от метода Торрингтона, и Турвиллю удалось достичь своей негативной цели, только держась вне поля зрения противника. По его убеждению, если флот остается в море под наблюдением активного противника, сражения избежать невозможно. «Если (адмирал), – писал он по этому поводу в своей памятной записке, – имеет приказ находиться в море, чтобы ввести в заблуждение противника, заставив его поверить, что мы готовы атаковать, если он попытается высадить десант, считаю своим долгом сказать, что в этом случае мы должны решиться в конечном счете вступить в бой. Потому что, если противник действительно стремится к бою, он будет сражаться, ведь невозможно так долго делать пируэты вокруг флота, не вступив в бой». Это означает, что временное отступление необходимо для «существующего флота», что, по сути, и было основной частью плана Торрингтона.
