Трудно понять восхищение, с которым во Франции относились к его campagne au large. Летом 1691 года он находился в море в районе входа в Канал в течение пятидесяти дней, причем сорок из них находящийся на Канале британский флот не делал попыток его разыскать. Турвилль вышел в море в попытке перехватить британский конвой из Смирны, который тогда был основой британской торговли. Рассел с основным флотом англичан занял такую позицию, чтобы прикрыть его подход, предполагая, что Турвилль, если захочет выполнить свою задачу, сам явится к нему. Когда конвой оказался в безопасности, пошел в район Ушанта, то есть оказался между противником и его базой. Коммуникации Турвилля оказались перерезанными, отход стал проблематичным, и потому француз воспользовался первой же благоприятной возможностью, чтобы обойти Рассела и укрыться в порту. Кроме захвата нескольких судов конвоя из Вест-Индии, больше ему похвастать было нечем. Центральное наступление французов на Ирландию было прервано сражением на Бойне
[35], и престиж Великобритании на море был восстановлен. Правда, британская торговля в Северном море еще находилась под угрозой и терпела убытки, но это было не из-за концентрации, которую англичанам навязал Турвилль, а по причине неспособности голландцев, очевидно в связи с непониманием, обеспечить эффективную блокаду Дюнкерка.
Англичанам может показаться, что ересь, скрытая в инструкциях Турвилля, была причиной, которая впоследствии уничтожила все прекрасные стремления французского флота. В 1691 году план его рейса можно было посчитать достаточно агрессивным, поскольку, ввиду нестабильности трона Вильгельма, сильный удар по британской торговле вместе с ожидаемой победой в Ирландии вполне могли привести к его краху. Но только впоследствии идея распространилась на случаи, для которых она не подходила. Она, судя по всему, породила веру в то, что там, где цель войны напрямую зависит от завоевания настоящего господства на море, она может быть достигнута посредством военно-морских оборонительных операций. Много раз эта политика подавляла военно-морской флот Франции, и, если бы он, даже оставаясь в меньшинстве, попробовал бы наступать, конец пришел бы быстрее и был определеннее. Критикуя морскую историю Франции, необходимо отличать политику от стратегии. Оборонительная стратегия далеко не всегда была неудачной, а чаще – политика, которая обрекала адмиралов на негативные операции. Учитывая, что Франция – континентальное государство с континентальными устремлениями, это часто была политика, отступить от которой не позволяли военные крайности. Тем не менее политика была дважды проклята: слабая – плохо, сильная – тоже плохо. Длительное использование обороны породило инерцию мышления, которая не давала французам нанести сильный удар, когда они были сильны. Иначе просто невозможно объяснить поведение такой смелой и горячей нации, когда появилась возможность реванша в американской Войне за независимость.
Именно в моральной реакции лежит опасность обороны, опасность, воздействующая в высшей степени коварно. Памятуя слова Торрингтона, Кемпенфельта и Нельсона, мы не вправе игнорировать ее. Нужно ее тщательно изучить хотя бы для того, чтобы знать, как с ней справиться. Для того чтобы изучение было продуктивным, нельзя ни на минуту забывать о духе неустанных и неусыпных контрударов, которые Кемпенфельт и Нельсон считали сущностью обороны. Это правда, что некоторые условия прекратили свое существование вместе с эпохой парусного флота, но многие из них сохранились. Перемена ветра и внезапное затишье больше не играют роли, однако густые туманы и яростные штормы остались и могут сильно осложнить жизнь. Все же нет оснований сомневаться в том, что упорные тренировки позволят «энергии и духу наших матросов и офицеров» дать результаты, в которых был уверен Нельсон.
II. Малые (второстепенные) контратаки
Слабейшей из двух воюющих сторон малая (второстепенная) контратака всегда представлялась особенно привлекательной. Если государство не обладает достаточными воен но-морскими силами, чтобы оспорить господство на море посредством флотских операций, остается надежда уменьшить разницу, выведя из действий часть сил противника. Реализовать такие надежды удавалось редко. В 1587 году Дрейку удалось остановить вторжение испанцев контр атакой на часть армады, стоящую в Кадисе, когда мобилизация еще не была завершена. В 1667 году голландцы добились аналогичного успеха против британских кораблей в Чатеме, что повлияло на условия мира. Но нельзя утверждать, что в войнах прошлого есть пример, когда на основной вопрос господства серьезно повлияли малые контратаки.
Появление торпеды придало идее новое значение, о котором нельзя забывать. В настоящее время степень важности не поддается расчету. Нет никаких доказательств, что она будет очень велика в нормальных условиях между обычными флотами. Сравнительный успех первой атаки японцев на эскадру Порт-Артура является единственным существующим примером, и следует с большой осторожностью подходить к оценке его значения. Прежде чем сделать более или менее обоснованные выводы, необходимо тщательно изучить условия и результаты.
Для начала, это был новый опыт использования нового класса оружия. Из этого никоим образом не следует, что успех нового фактора будет повторяться всегда и везде. В начале парусной эры в 1588 году этот механизм проложил путь к решительному успеху против флота в открытом море. В последующих войнах новое оружие заняло выдающееся место в организации морских флотов, но успех повторен не был. Против кораблей в плохо укрепленных гаванях он периодически давал положительные результаты, и, когда тактическая наука только появилась, его моральный и материальный эффект на действия флота можно было наблюдать довольно часто. Но с развитием военно-морской науки ограничения этого метода были оценены точнее, его результаты становились все менее и менее очевидными до тех пор, пока в XVIII веке не сошли на нет. Даже моральный эффект был утрачен, и он перестал считаться фактором, влияющим на ход войны.
Если мы тщательно рассмотрим события в Порт-Артуре, станет ясно, что существуют некие условия, почти не отличающиеся от тех, которые дискредитировали брандеры как решающий фактор войны. Несмотря на, несомненно, грозный характер внезапной атаки торпеды, эти условия способствуют большей мощи в обороне, чем в нападении. Первое условие относится к трудности точного определения местонахождения цели. Понятно, что для таких операций необходима очень точная разведка, а из всех мыслимых разведывательных данных в войне труднее всего получить сведения о ежедневном местонахождении кораблей. Японцы имели вполне точную информацию о том, что подавляющее большинство кораблей в Порт-Артуре находится на внешней якорной стоянке, но она постоянно передвигалась, и к тому же появилась информация, что три линейных корабля снялись с якоря. Информация была ложной, но в результате из пяти групп эсминцев, имевшихся в распоряжении у японцев, две были направлены в Дальний, где врага не было. Такая неопределенность всегда должна существовать, и маловероятно, что она будет меньше, чем когда, как в случае с японцами, атака производится до объявления войны и пока открыты обычные разведывательные каналы.
Далее следует отметить, что, хотя отношения в течение нескольких недель оставались крайне напряженными и считалась вероятной внезапная торпедная атака, русские не пытались ввести противника в заблуждение. Вполне очевидно, что меры для предотвращения установления точного местонахождения в таких случаях могут и должны быть приняты. Можно пойти и дальше. От введения противника в заблуждение такими средствами остается только шаг до навязывания ему неверного вывода и организации ловушки, которая может проглотить основную массу эсминцев в первые же часы войны. Однако существует опасение, что риски, связанные с указанным развитием событий в малых контратаках такого характера, столь велики, что будет очень трудно соблазнить имеющего превосходство противника таким образом оставить свою флотилию без укрытия.
