Где же излагается та Логика, о которой упоминается в [Eth5 prf]? Несомненно, в «Трактате об усовершенствовании интеллекта»: чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить выражение «emendatio intellectus», которое фигурирует в названии этого трактата, с выражением «intellectus perficere» в дефиниции предмета Логики, даваемой автором «Этики». Правда, в тексте TIE слово «логика» отсутствует. Его замещает, как и у Декарта, слово «метод»
[580]. Спиноза пишет здесь о методе почти в точности то же самое, что и в [Eth5 prf), в дефиниции предмета логики:
«Главнейшая часть нашего метода заключается в том, чтобы наилучшим образом понимать (intelligere) силы интеллекта и его природу» [TIE, 32]
[581].
В общем, логический метод Спинозы представляет собой рефлексию интеллекта в себя с целью исследования средств усовершенствования себя.
То обстоятельство, что слово «логика» ни разу не встречается в TIE, лишний раз свидетельствует, что Спиноза сознавал коренное различие предмета и задач общей логики и своего учения о методе. В отличие от общей логики, «истинная логика» Спинозы откровенно неформальна, являясь в этом отношении предшественницей трансцендентальной логики Канта (окончательно поглотившей предмет метафизики) и, в особенности, гегелевской и марксистской диалектической логики.
На первых же страницах TIE Спиноза заявляет, что его главная цель — направить дух к познанию единой природы сущего и внушить читателям любовь к «вещи вечной и бесконечной» (словом «Бог» он поначалу не пользуется, возможно, желая удержать читателя от поспешных религиозных ассоциаций). Логика, еще как следует не начав свое дело, спешит навстречу метафизике и этике. Как мы увидим далее, есть все основания предполагать, что понятию (точнее, «рефлективной идее») Бога суждено было появиться в финальной сцене TIE, с тем, чтобы придать логическую завершенность его учению о методе.
§ 5. Понятие метода в TIE
«Метод необходимо должен говорить о рассуждении или о понимании; то есть метод не есть само рассуждение для понимания причин вещей, и еще менее есть собственно понимание (το intelligere) причин вещей; но [Метод] есть понимание того, что такое истинная идея… Отсюда следует, что Метод есть не что иное, как рефлективное познание, или идея идеи; а так как идея идеи не дана, если ранее не дана идея [как таковая], то, следовательно, не будет дан метод, если раньше не дана идея. Поэтому хорошим методом будет тот, который показывает, как следует направлять дух согласно норме данной истинной идеи» [TIE, 12]
[582].
Здесь мы снова встречаем дистинкцию «физического» и логического (рефлективного) мышления, познавательной деятельности, обращенной во внешний мир и обращенной на самое себя. Одно дело просто мыслить вещь и совсем другое — понимать, каким образом мы эту вещь мыслим. В первом случае интеллект формирует идею вещи, во втором — идею идеи, или рефлективную идею вещи.
Метод есть «рефлективное познание» (cognitio reflexiva), пишет Спиноза. Иными словами, для того чтобы приобрести хороший метод мышления, необходимо исследовать конкретные идеи, которыми располагает дух. Дело в том, что уже имеющиеся в наличии идеи выступают в качестве «норм» мышления, которыми руководствуется дух, расширяя область своих знаний о сущем. Всякий отдельный акт мышления всецело обусловлен идеями, ранее имевшимися в духе
[583].
Представим себе некую каузальную последовательность А — В — С: если дана идея вещи А, то рефлексия этой идеи в себя служит конкретным методом формирования идеи В, а «идея идеи» В дает метод познания предмета С. Стало быть, весь ход мышления зависит от того, которая из уже наличествующих в духе идей в данном случае работает в качестве регулятива или актуальной нормы мышления. Если принята неподходящая норма или же нормой служит неадекватная идея, приобретенные знания оказываются ошибочными. Напротив, чем совершеннее идея-норма, тем дальше и яснее видит дух природу вещи. И все вновь полученные идеи улучшают «оптику» человеческого духа, приумножая собой арсенал методов мышления, в свою очередь превращаясь в «умственные орудия (instrumenta intellectualia), благодаря которым [интеллект] обретает новые силы для других умственных работ» [TIЕ, 10].
Выбор подходящего умственного орудия, или нормы мышления, имеет решающее значение для успеха конкретного познавательного акта. Польза же, приносимая хорошим методом, как раз и состоит, по замыслу Спинозы, в том, чтобы помочь духу избрать адекватную для данного предмета норму мышления и проследить за правильным порядком исследования. Однако следует помнить, что метод (идея идеи) есть нечто отличное от идеи как таковой, поэтому методом нельзя пользоваться в качестве «нормы» мышления вместо нерефлективной идеи. Метод лишь помогает духу понять свои действия и выбрать из бесчисленного множества идей, которыми дух уже располагает, ту конкретную идею-органон, посредством которой можно образовать новую идею о том или ином предмете, занимающем дух.
Этим метод Спинозы кардинально отличается как от формальных методов схоластической логики, так и от позднейших спекулятивных методов: он не притязает быть абсолютной нормой истины; в каждом отдельном случае метод диктуется конкретной идеей, а не предписывается миру идей логиком в качестве какого-нибудь априорного «канона чистого разума». Метод направляет нашу мысль «ad datae verae ideae normam» — согласно норме данной истинной идеи. Его назначение заключается в том, чтобы раскрыть присущий всякой идее эвристический потенциал. Притом, утверждает Спиноза, познавательная способность духа простирается ровно настолько, насколько это позволяет «умственный инструментарий», которым располагает дух. Этот инструментарий включает в себя все идеи, когда-либо ранее приобретенные духом, и возрастает вместе со всяким открытием, всякой новой истинной идеей.
Легко предположить, что этим устраняется сама возможность существования универсального метода познания, о котором мечтали поколения логиков от Аристотеля до Декарта. Так, Вим Клевер пишет, что, работая над TIE, Спиноза, чем дальше, тем больше убеждался в невозможности создания логики, отличной от «физики». Причина того, почему Спиноза не создал специальной логической теории, как Аристотель или Гегель, «кроется в натурализме Спинозы, в его глубоком убеждении, что логика заключена в науке о природе, и нигде более»
[584]. Вероятно поэтому он (намеренно) оставляет TIE незавершенным и приступает к исследованию Природы как таковой (в KV), полагает Клевер
[585].
