«Форма» в текстах Спинозы, как и у схоластиков, означает сущность вещи: «essentia, seu forma» — сущность, то есть форма [Eth4 prf]. Чистая форма мышления — то самое «действие Духа», благодаря которому мы понимаем (а не просто воспринимаем) какой-либо предмет, — является предметом рефлективной идеи.
Свою форму, то есть идеальную сущность, дух черпает не в движениях тела, а непосредственно в атрибуте мышления. Или, как это звучит у Спинозы,
«формальное бытие
[771] идей имеет своей причиной Бога, только поскольку он рассматривается как вещь мыслящая… Идеи единичных вещей признают своей действующей причиной не свои идеаты или воспринимаемые вещи, а самого Бога, поскольку он есть вещь мыслящая» [Eth2 pr5]
[772].
В этой теореме нет и следа материализма. Согласно Спинозе, движения тела являются причиной чувственных образов, но ни в коем случае не причиной идеи — даже если это идея тела.
Обратимся к чрезвычайно выразительному примеру, который приводит Ильенков. Рука описывает окружность на бумаге и приходит в динамическое состояние, тождественное форме круга вне моего тела. Сознание этого состояния, общего для движущейся руки и формы круглых тел, и есть идея, притом адекватная, пишет Ильенков. Далее он формулирует свою мысль в общем виде:
«Обладая сознанием собственного состояния (действия по форме того или иного контура), я тем самым обладаю совершенно точным сознанием (адекватной идеей) формы внешнего тела»
[773].
Спиноза утверждает нечто прямо противоположное:
«Идея какого бы то ни было состояния человеческого Тела не заключает в себе адекватного познания тела внешнего» [Eth2 pr25]
[774].
Здесь действует самая первая, неадекватная природе вещей форма познания — imaginatio, — поставляющая «сырье» для работы интеллекта. А геометрическую форму круга, доставляемую духу движением руки, Спиноза вообще не счел бы всерьез идеей, тем более идеей адекватной. Это чистой воды образ чувственного восприятия и только. Спиноза посвящает различию идеи и образа довольно длинный пассаж в конце второй части «Этики»:
«Предупреждаю Читателей, чтобы они проводили строгое различие между Идеей, или понятием Духа, и Образами вещей, которые мы представляем (imaginamur)… Ибо те, кто полагают, что идеи состоят в образах, которые формируются в нас вследствие столкновения с телами…, рассматривают, стало быть, идеи как безмолвные фигуры на картине и, поддавшись этому предрассудку, не видят, что идея, поскольку она идея, заключает в себе утверждение или отрицание» [Eth2 pr49 sch].
То, чего не хватает в ментальном образе круга, и что единственное могло бы превратить этот образ в идею, — это «утверждение или отрицание» (affirmatio aut negatio), иначе говоря, некое конкретное суждение о том, что такое круг. Это суждение не вычитаешь из движения тела, его привносит с собой мышление. Утвердительное или отрицательное суждение и есть esse formale (формальное бытие) идеи как модуса мышления, ее интеллигибельная природа. Нет ни одной идеи, которая не заключала бы в себе какого-либо утверждения относительно своего объекта. Эту способность суждения Спиноза именует волей
[775].
Суждение для Спинозы — это не умение применять общие правила в данных конкретных условиях (Кант), и, тем более, не форма речи, которую принято именовать «суждением» в общей логике. Это — чистая (идеальная) форма выражения природы вещей. Суждение (утверждение или отрицание) ничего не примешивает «от себя» к природе своего предмета, напротив, сам предмет диктует все без остатка содержание суждения о нем:
«мы сами никогда не утверждаем и не отрицаем ничего о вещи, но сама вещь утверждает или отрицает в нас нечто о себе» [KV 2 ср16].
Активность духа есть не что иное, как форма выражения активности самих вещей. Если у Канта мышление навязывает вещам свои собственные формы деятельности, то у спинозовской «мыслящей вещи» вообще нет никаких априорных схем действия, отличных от схем действия реальных вещей. Мышление — это способность вещи действовать на саму себя, активно изменять свои собственные состояния — в равной мере тело и дух — сообразно универсальным законам Природы, с тем чтобы сделать свое существование как можно более прочным. Это умение индивидуума привести свое поведение в оптимальное согласие с объективными условиями его бытия.
Полнейшая, абсолютная «прозрачность» выражения природы вещей образует характерную форму мышления; это именно то, чем модусы мышления, идеи, отличаются от чувственных образов (состояний тела). Идеальная форма — единственное, что в нашем суждении принадлежит мышлению как таковому, а не предмету, о котором мы мыслим
[776]. В мире тел такой замечательной формы нет, а потому тело не может быть ни причиной, ни субъектом мышления.
Допустим, далее, что, воспринимая образ круга, дух утверждает, что данный круг реально существует в пространстве вне человеческого тела. Это уже некая идея, но является ли она адекватной, как думает Ильенков, ориентируясь на аристотелевскую теорию истины — «adaequatio intellectus et rei»? Никоим образом. «Согласие» (convenientia) идеи с внешним предметом не делает ее адекватной:
