— 185-
некоторой данной прямой линии, или же пользуется конусом, усеченным некоторой наклонной плоскостью, причем угол ее наклона больше угла при вершине конуса, или же определяет ее бесконечными другими способами
[306].
VIII. Идеи являются тем более совершенными, чем более совершенства некоторого объекта они выражают. Так, мы не столько будем удивляться мастеру, который создал идею некоторой часовни, сколько мастеру, который создал идею некоторого великолепного храма.
На остальных вещах, относящихся к содержанию сознания (ad cogitationem), как то любовь, радость и т. д., я не останавливаюсь
[307], так как в данный момент они ничего не прибавляют к нашей задаче
[308] и не могут быть конципированы иначе, как при наличности перцепций интеллекта. Действительно, при полном устранении перцепции и они все отпадают
[309].
— 186-
Ложные и фиктивные идеи (как мы показали в более чем достаточной мере) не заключают в себе ничего положительного, благодаря чему они могли бы называться ложными или фиктивными, но они как таковые должны быть рассматриваемы исключительно как результат недостаточности познания (ex solo defectu cognitionis); поэтому ложные и фиктивные идеи, поскольку (quatenus) они являются ложными и фиктивными, ничему не могут научить нас относительно сущности сознания (de essentia cogitationis), сущность же сознания должна быть вскрыта из только что перечисленных положительных свойств интеллекта
[310], т. е. теперь должно быть установлено нечто общее (commune), для которого указанные особенности интеллекта будут необходимыми следствиями
[311], иначе говоря, — нечто, при условии данности которого (quo dato) необходимо будут даны и все перечисленные свойства и при условии устранения которого будут устранены и все последние.
— 187-
Послесловие
На выяснении сущности интеллекта Трактат прерывается. Спиноза не формулирует определения интеллекта, т. е. истинного познания, и не заканчивает вполне намеченного им плана. Но, если даже Спиноза и мог бы добавить к сказанному еще очень многое, во всяком случае то, что дано им, заключает в себе все необходимые основы его учения о методе и важнейшие элементы его теории познания. Вне этих данных невозможно понимание философии Спинозы; и не удивительно, что при недостаточном внимании к Трактату de intellectus emendatione учение Спинозы наполняется как бы неразрешимыми противоречиями. В этом отношении, главным образом, надо помнить основное требование Спинозы, проходящее с начала до конца как этого Трактата, так и всех его остальных произведений: не смешивать содержаний истинного познания, «интеллекта», с содержаниями неистинного «имагинативного» познания. Их сущность и области специфически различны. Спиноза проводит до конца положение, ясно формулированное уже Декартом: vires intelligendi et imaginandi non differe tantum secundum magis et minus, sed ut duos modos planos diversos
[312].
— 188-
С другой стороны, данные Трактата de intellectus emendatione открывают широкие горизонты для дальнейшего философского мышления, намечая выходы из многих тупиков современных традиционных воззрений. Для того, чтобы суметь увидеть эти выходы и использовать их, неизбежно, однако, как указывает Спиноза, сосредоточенное внимание и углубленные размышления, свободные от рабства перед такими вещами, quae plerumque in vita occurunt, et apud homines tanquam summum bonum aestimantur, т. е. вещами, обычно почитаемыми людьми за наивысшее благо.
Хорошо известная и великолепно формулированная Спинозой мысль: omnia praeclara tam difficilia quam rara sunt, — все прекрасное столь же трудно, сколь редко, — заключает в себе не только некоторое утверждение, но и налагает обязательства на всякого, кто имеет серьезное намерение res quam optime intelligere, т. e. на всякого, кто стремится к истинному познанию сущностей.
Bonn a/Rh. 1913.
В. Н. Половцова.
Варвара Половцова
К методологии изучения философии Спинозы
[313] 
— 3-
Философия Спинозы с 1661 г. (см. Письма Спинозы) и до настоящего времени является поводом к самым разнообразным ее истолкованиям. При этом исследователи Спинозы приходят как по отношению к содержанию его учения, так и по отношению к историческим сопоставлениям, к прямо противоположным заключениям. В настоящее время трудно найти выдающуюся философию или направление, с которыми философия Спинозы не была бы поставлена, нередко как в положительное, так и в отрицательное отношение. Обильно вытекающие отсюда трудности и недоразумения ставятся при этом, обыкновенно, на счет самого Спинозы, как «недодуманности» и «противоречия» его со своими собственными воззрениями. Facit такого разнообразия мнений находит себе, может быть, особенно наглядное выражение в таких произведениях последнего времени, какими являются, например, книги Эрхардта или фон Дунин-Борковского. Эрхардт в своем произведении: «Die Philosophic des Spinoza im Lichte der Kritik»
[314], быстро и незаметно для себя переходя на всевозможные точки зрения, «освещает» учение Спинозы так, что в «свете его критики» оно представляется приблизительно как бессмысленный набор противоположных друг другу заблуждений и иллюзий; его книга кончается весьма понятной при таких условиях надеждой, что скоро всеми будет признано, что подобная философия недостойна занимать то выдающееся положение, которое ей отводилось в
