Как лонгбоумены работали при осаде вражеской крепости в эпоху уже вполне развитой артиллерии, мы можем судить по разным источникам, в том числе и «визуальным»: например, огромной фреске из г. Коудрей (графство Сассекс)
[24]. На этой фреске изображены события 1544 г.: осада войсками Генриха VIII некоего совершенно конкретного города. В оружиеведческой литературе разных стран, в том числе европейских, этот город временами именуется «Болонья», но лишь потому, что иные оружиеведы (и переводчики), многое зная о своем предмете, слабовато представляют себе общую военную историю, а то и географию. На самом деле, конечно, речь идет об осаде (успешной!) города Булонь-сюр-Мер, центральной крепости Булоньского графства, расположенной на берегу Ла-Манша. Фактически перед нами «сиквел» Столетней войны (как оказалось – короткий, всего трехлетний) – Генриха VIII интересовала не Булонь как таковая, а желание удержать за собой Кале, последнюю из французских территорий, еще остававшуюся английским владением. Это тоже удалось: Кале был утрачен Англией лишь через 14 лет, в эпоху «женского правления». Остается добавить, что как раз на последние сражения вышеупомянутого сиквела и отправлялась «Мэри Роуз», прежде чем затонуть с грузом луков на борту…
Вернемся к изображению штурма Булонь-сюр-Мер. Никаких подвигов не видно, так что в объективность верится; зато походный лагерь, система траншей, осадных сооружений и т. п. прорисованы очень подробно. Как считают специалисты, налицо не просто «батальное полотно», но взгляд участника событий с военно-инженерным образованием.
Основная тяжесть боевых действий ложится на артиллеристов, однако лучники – вторая по значимости сила, а мушкетеры – лишь третья. Лонгбоуменов заметно больше, чем мушкетеров, да и стрельбу они ведут с более отдаленной дистанции. Стоя неплотным, рассредоточенным строем (плохая мишень для артиллерии осажденных!), прицельно бьют по вражеским амбразурам, по верхней части стен, по сделанным артиллерией проломам, не давая высовываться; в ряде случаев пускают стрелы «с навесом», по закрытым целям, которые для солдат с ручным огнестрельным оружием заведомо недоступны; иногда, похоже, мечут огненные стрелы, пытаясь поджечь здания далеко внутри городской черты.
Эта деталь особенно важна. Найденные на «Мэри Роуз» длинные луки подразделяются на три основных типа, причем два из них довольно близки (современные реконструкции дают у них средний разброс боевой мощности в пределах 130–150 фунтов, в отдельных случаях и меньше, немногим за 100), а вот луки третьего типа, снабженные хорошо проработанной рукоятью, самые мощные (с боевым натяжением в 160–185 фунтов; учитывая, что некоторые способы обработки тиса невоспроизводимы в современных моделях, можно допустить, что «в реале» максимальная сила приближалась к 200-фунтовому рубежу), возможно, были предназначены для метания зажигательных стрел. Не исключительно, но главным образом.
Война между Йорками и Ланкастерами: в данном случае рыцари и лучники действуют соответственно против себе подобных
Насколько можно понять, в ходе булоньской осады стрелки из лука иногда как бы прикрывают ружейных стрелков: держа под обстрелом вражеские бойницы, позволяют мушкетерам подобраться к ним почти вплотную. А что касается фортификационной специфики XVI в., то лучники с ней освоились не хуже прочих – многие из них сноровисто перемещаются по траншеям…
Примечательно, что ни единого арбалетчика на этом грандиозном панно нет и в помине!
Но это – даже не совсем середина XVI в. А какова была судьба longbow в последующие десятилетия?
В годы правления Елизаветы I позиции его пошатнулись. Боеспособность лука не падала, просто мир менялся. Хотя и далеко не настолько, чтобы умелому лучнику не нашлось места в бою. Например, Френсис Дрейк на борту своих кораблей всегда держал таких лучников, которые могли открывать стрельбу намного раньше, чем заговорят корабельные пушки. В результате Дрейку случалось лишать вражеские корабли свободы маневра: испанцы, готовясь к бою на орудийной дистанции, еще не предпринимали мер безопасности – когда вдруг оказывалось, что кормщик и кто-то из лезущих на ванты матросов сражены стрелами. Само по себе это вряд ли бы решило исход морского боя, но за оставшиеся секунды (и даже десятки секунд) испанский корабль уже не успевал развернуться, принять выгодное положение для бортового залпа…
Осада Булонь-сюр-Мер: роль лучников еще достаточно весома
Да, лук становится оружием отборных стрелков, фактически выполняя функции снайперской винтовки. В этой «экологической нише» ему еще долго не будет достойной замены: мушкет и даже артиллерия (во всяком случае, корабельная) по-прежнему далеки от того, чтобы обеспечить снайперскую точность попадания на хотя бы немногих сотнях метров.
Английский городской праздник 1559 г. все еще не обходится без традиционных состязаний лучников.
Правда, во время боев с Непобедимой армадой лучный обстрел уже не вписывался в концепцию морского боя. Тем не менее когда в 1590 г. сэр Рождер Уильямс (опытнейший вояка, среди прочего – участник походов капитана Моргана) написал трактат «Рассуждения о войне в письмах», он несколько печалился о сокращении числа умелых лучников, опасался, что этот процесс может пойти дальше, но в целом смотрел в будущее со сдержанным оптимизмом.
«Двойное вооружение» и «взрывающиеся древки»
Итак, мы уже знаем, что даже в конце XVI в. англо-уэльский longbow, длинный лук, функционировал и как warbow, военный лук. Причем на этой должности его держали отнюдь не из милости и не в память о славном прошлом.
Когда же все-таки завершилась его воинская история?
Из книги в книгу кочует версия, будто последний раз английские лучники как полноценное военное – и воевавшее! – формирование отличились уже под командованием… герцога Веллингтона: во время битвы при Ватерлоо. Для того чтобы понять, что это не так, достаточно просто проанализировать диспозицию при Ватерлоо и задаться вопросом: где находился этот отряд, при каких обстоятельствах вступил в бой или хотя бы выдвинулся на поле боя, в каких документах он упоминается и кто из современников оставил об этом воспоминания?
Ответы во всех случаях будут «нулевые». Тем не менее эта легенда родилась не на пустом месте: как ни странно, герцог Веллингтон действительно имел некоторое отношение к вопросу. И эпоха наполеоновских войн – тоже.
