Книга Луки и арбалеты в бою, страница 7. Автор книги Григорий Панченко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Луки и арбалеты в бою»

Cтраница 7

Между прочим, длины гусарского копья хватало и для того, чтобы конный казак не мог эффективно пальнуть в «панцирника» из пистолета (либо, на татарский же манер, метнуть аркан, пустить стрелу), но совершенно не хватало на тот случай, когда пеший казак стрелял из мушкета. Так что, когда такие мушкеты во времена Хмельнитчины распространились достаточно широко… особенно когда к ним, мушкетам, «прилагались» полевые укрепления, союзная татарская конница и где-то пятикратное численное преимущество (трехкратного могло и не хватить)…

Время боевой охоты

Мы отвлеклись. Вернемся из постсредневекового восточноевропейского мира на настоящий Восток. В мир, где конные лучники воюют друг с другом и с рыцарями до изобретения лат и огнестрельного оружия.

«…Сарацинские лучники обрушили на них тысячи стрел, так что позади рыцарей, казалось, поднялись колышущиеся на ветру колосья. Чтобы защититься от этого смертоносного дождя, Жуанвиль снял с убитого сарацина кожаные доспехи и соорудил из них щит, благодаря которому в него самого попало только пять стрел, тогда как в его лошадь – пятнадцать ‹…›

…Через несколько минут неверные отступили, лишившись своих лучших бойцов; им снова пришлось проходить через пламя, но на сей раз, чтобы спастись. Однако, видя, что их не преследуют, они остановились на некотором расстоянии, а их лучники выступили вперед и обрушили на тамплиеров такое несметное количество стрел, что, казалось, будто позади них выросло колышущееся на ветру поле пшеницы. Этот смертоносный град принес больше потерь, чем рукопашный бой; почти все уцелевшие лошади теперь пали; только великому магистру и четверым или пятерым рыцарям удалось сохранить своих боевых коней, но и в их тела вонзилось множество стрел и дротиков. Тогда сарацины решили: настал удачный момент окончательно сразить непобедимых, и во второй раз толпой устремились на крестоносцев. В этом столкновении великий магистр, уже потерявший один глаз в прошлом сражении, теперь лишился второго; но, слепой и истекающий кровью, он пришпорил, лошадь, которая понесла его в самую гущу сарацин, где он разил наугад до тех пор, пока и он, и его конь, сраженные ударами, не рухнули наземь и больше уже не поднялись…»

(«Мемуары Жана сира де Жуанвиля, или История и хроника христианского короля Людовика Святого», 1248–1254 гг.)

При стычках друг с другом результаты, конечно, зависят от многих условий. А вот при столкновении с рыцарями выясняется, что войну восточная конница выиграть, как правило, может (за счет очень намного большей численности и постоянного восполнения резервов), а вот выиграть битву у нее (тоже при численном преимуществе!) не очень получается. Рыцарь от попавших в него стрел будет похож на ежика, конь его, прикрытый хотя бы боевой попоной, – на дикобраза, тем не менее к конным лучникам врага они сумеют прорваться, объяснить им все, что намеревались, и умереть последними. Причем зачастую – много лет спустя, от старости: из десятка истыкавших броню стрел лишь одна достанет до мяса, да и то не очень серьезно. В этом смысле удар стрелы, конечно, гораздо менее эффективен, чем удар копья.

Луки и арбалеты в бою

Тюркский лучник XIV в. Апофеоз восточного кавалерийского стиля: сложный тугой лук, стрельба в исключающей тряску «безопорной фазе» и с максимальным поворотом назад – что позволяет эффективно использовать тактику «ложного бегства», обстреливая противника даже при отступлении


Другое дело, что на следующий день рыцарский конь сильно убавит резвость, а через неделю таких боев и ранений начнет всерьез сдавать и его хозяин. Так что, если у их противников еще останутся людские, конские, водные, продовольственные ресурсы… В ходе Крестовых походов они, как правило, оставались…

Не надо думать, что высокую «стрелостойкость» демонстрируют только рыцарские лошади. Любой конь, по-настоящему предназначенный для условий кавалерийской схватки, является довольно трудноубиваемым существом.

Вот как эта ситуация виделась Усаме ибн Мункызу, современнику и участнику (с «противоположной стороны») Третьего крестового похода. В его время давно уже был выработан «рабочий стандарт» чистокровной арабской лошади, однако, судя по всему, это были не совсем те изящные тонкокостные красавцы, которые у нефтяных шейхов считаются идеалом породы. Ибн Мункыз на своем веку не раз сходился в конной схватке с самыми разными противниками, так что ему поневоле приходилось высоко ценить коней, которые не сразу падают даже после таранного удара рыцарского копья, тем более от стрельных ран. В его воспоминаниях одна из глав, названная «Случаи с лошадьми», целиком посвящена именно этому вопросу. Она невелика и настолько насыщена колоритными подробностями, что уместно привести ее здесь целиком:

«Если уже упоминать о лошадях, то между ними есть терпеливые, как среди людей, а есть и слабые. В нашем войске, например, был один курд по имени Камиль аль-Маштуб, человек доблестный, благочестивый и достойный, да помилует его Аллах. У него была черная, стойкая, как верблюд, лошадь. Как-то он столкнулся в бою с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в шейные связки. Шея лошади свернулась на сторону от силы удара, и копье, пройдя через основание шеи, пронзило бедро Камиля аль-Маштуба и вышло с другой стороны. Но ни лошадь, ни всадник не пошатнулись от этого удара. Я видел рану на бедре Камиля после того, как она затянулась и зажила. Эта рана казалась больше всех, какие только бывают.

Лошадь Камиля выздоровела, и он снова участвовал на ней в боях. Он встретился однажды в сражении с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в лоб и пронзил его. Но лошадь не покачнулась и уцелела и после второй раны. Когда рана затянулась и кто-нибудь накладывал ладонь руки на лоб лошади там, где была рана, ладонь оказывалась одинаковой ширины с этой раной. Вот удивительный случай, происшедший с этой лошадью. Мой брат Изз ад-Даула Абу-ль-Хасан Али, да помилует его Аллах, купил ее у Камиля аль-Маштуба. Она стала тяжелой на бегу, и он отдал ее как залог дружбы, которая была у нас с одним франкским рыцарем из Кафартаба. Лошадь пробыла у него год и пала. Тогда он прислал к нам, требуя ее стоимость. „Ты купил эту лошадь, ездил на ней, и она пала у тебя, – сказали мы. – Как же ты требуешь за нее плату?“ – „Вы напоили ее чем-то, от чего умирают через год“, – ответил нам франк. Мы удивились его глупости и ограниченности его ума.

Однажды подо мной была ранена лошадь у Хомса. Удар пронзил ей сердце, и в нее попало множество стрел. Она вынесла меня с поля сражения, хотя кровь шла у нее из ноздрей, как из сита, а я ничего не подозревал. Лошадь довезла меня до моих товарищей и пала.

Другая лошадь получила подо мной три раны у Шейзара во время войны с Махмудом ибн Караджей. Я продолжал сражаться на ней и, клянусь Аллахом, не знал, что она ранена, так как ничего особенного в ней не заметил.

Что касается слабости лошадей и чувствительности их к ранам, то вот пример этому.

Войско Дамаска однажды обложило Хама. Этот город принадлежал тогда Салах ад-Дину ибн Айюбу аль-Ягысьяни, а Дамаск – Шихаб ад-Дину Махмуду ибн Бури ибн Тугтегину. Я был в Хама, когда враги подошли к городу с большими силами. Правителем Хама был Шихаб ад-Дин Ахмед, сын Салах ад-Дина; он находился тогда на Телль-Муджахид. Хаджиб Гази ат-Тули приехал к нему и сказал: „Наши пехотинцы разошлись, и их шлемы блестят среди палаток. Враги сейчас двинутся на наших людей и погубят их“. – „Отправляйся и вороти наших“, – сказал Шихаб ад-Дин. „Клянусь Аллахом, – ответил хаджиб, – никто не сможет их воротить, кроме тебя или такого-то“. – Он указывал на меня.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация