Другие приматы не делятся вниманием таким образом и не могут использовать это для регулирования бюджетов тел так, как это делают люди. Мама-макака может проследить за взглядом ребенка, но она не станет переводить взгляд с предмета на лицо детеныша и обратно, как бы приглашая малыша поинтересоваться, о чем она думает. Детеныши приматов изучают понятия без прямого вознаграждения от присутствия матери, но не в том диапазоне и не с тем разнообразием, как делают младенцы-люди
[588].
Почему у людей и макак настолько разные по размеру аффективные ниши? Прежде всего, интероцептивная сеть макак развита меньше, чем у людей, в частности, цепи, которые помогают контролировать прогностические ошибки. Это означает, что макака не так ловко уделяет внимание каким-то вещам в мире на основании прошлого опыта. Более важно то, что человеческий мозг почти впятеро больше по размеру, чем мозг макаки. У нас намного больше связность в управляющей системе и в элементах нашей интероцептивной системы. Человеческий мозг использует это мощное оборудование, чтобы сжимать и обобщать ошибки прогноза, как мы обсуждали в главе 6. Это позволяет нам встроить и обработать больше сенсорной информации от большего числа источников и более эффективным образом по сравнению с макакой изучать чисто ментальные понятия. Вот почему величественные горы могут входить у вас в аффективную нишу, а у макак — нет
[589].
* * *
Интероцептивной сети в совокупности с аффективной нишей, которую она помогает создавать, недостаточно для ощущения и восприятия эмоций. Для этого мозг должен быть приспособлен к тому, чтобы строить понятийную систему, конструировать понятия для эмоций и приписывать ощущениям смысл эмоций — у себя и у других. Гипотетическая макака со способностью к эмоциям должна быть в состоянии посмотреть на другую макаку, качающуюся на дереве, и увидеть не только физическое перемещение, но и случай «радости».
Животные определенно могут учиться понятиям. Обезьяны, козы, коровы, еноты, хомяки, панды, обыкновенные тюлени, бутылконосые дельфины и множество других животных изучают понятия с помощью запахов. Вы можете не думать о запахе как о понятийном знании, однако каждый раз, когда вы ощущаете один и тот же аромат, например попкорн в кинотеатре, вы категоризируете. Смесь химических веществ в воздухе каждый раз отличается, и тем не менее вы воспринимаете попкорн. Аналогичным образом большинство животных используют обонятельные понятия для распознавания друзей, врагов и потомства. Многие другие животные изучают понятия также по виду или звуку. Овцы, по-видимому, распознают друга по мордам (!), а козы — по звукам голоса
[590].
В лабораторных условиях животные могут изучить дополнительные понятия, если вы вознаграждаете их едой или питьем, расширяя их аффективную нишу. Павианы могут научиться отличать «B» от «3» независимо от шрифта, а макаки могут отличать изображения животных от изображений пищи. Макаки-резусы могут изучить понятие «макак-резус» и отличать его от «японского макака», хотя они принадлежат к одному виду
[591] и отличаются только по цвету. (Не напоминает ли это вам то, что делают люди?) Макаки могут даже научиться понятиям для различения стилей живописи Клода Моне, Винсента ван Гога и Сальвадора Дали
[592].
Однако понятия, которым обучаются животные, — не то же самое, что человеческие понятия. Люди конструируют понятия на основе цели, а в мозге макак просто нет необходимых для этого связей. Это та же самая нехватка связности, которая отвечает за уменьшенный размер их аффективной ниши.
Что насчет человекообразных обезьян — могут ли они конструировать понятия на основе цели? У шимпанзе, наших ближайших родственников, мозг больше, чем у макак, в нем больше связей, необходимых для интеграции сенсорной информации. Тем не менее человеческий мозг все еще втрое больше, чем у шимпанзе, с большим количеством этих важных связей. Это не исключает наличия у шимпанзе понятий, основанных на цели. Просто более вероятно, что ваш мозг лучше приспособлен для создания чисто ментальных понятий, таких как «богатство», в то время как мозг шимпанзе лучше приспособлен для созданий понятий для действий и конкретных объектов, таких как «поедание», «собирание» и «банан»
[593].
Человекообразные обезьяны почти наверняка имеют понятия для физического поведения, например раскачивания на ветках. Большой вопрос — может ли один шимпанзе увидеть другого, качающегося на дереве, и воспринять случай «радости»? Это потребовало бы, чтобы у наблюдающего шимпанзе имелось чисто ментальное понятие и чтобы он сделал вывод о замысле раскачивающегося шимпанзе, то есть чтобы он сделал умозаключение о психическом состоянии. Большинство ученых считает, что умозаключения о психическом состоянии — базовая способность человеческой психики. Поэтому на кону стоит многое, если человекообразные обезьяны все же умеют это делать. Мы знаем, что обезьяны этого не могут; они способны понять, что человек делает, но не то, что он думает, желает или чувствует
[594].
