Ученые все еще изучают пределы того, что могут делать собаки в отношении эмоций. В некоторых отношениях их аффективная ниша шире нашей, поскольку их обоняние и слух лучше; однако в других отношениях их аффективная ниша уже, поскольку они не могут путешествовать в будущее, чтобы вообразить мир, отличный от настоящего. Оценив свидетельства, я считаю, что у собак нет человеческих понятий для эмоций наподобие сердитости, вины или ревности. Можно представить, как одна отдельная собака могла бы развить собственное похожее на эмоцию понятие, отличающееся от любого человеческого понятия, по отношению к своему хозяину. Однако без языка понятие эмоции у такой собаки с необходимостью будет уже, чем у человека, и собака не смогла бы обучить этому понятию других животных. Поэтому вероятность того, что собаки испытывают обычную «сердитость» (или сходное понятие), исчезающе мала.
Даже если собаки не разделяют эмоции с людьми, поразительно, чего собаки и другие животные могут достичь с помощью одного аффекта. Многие животные могут испытывать неприятный аффект, когда страдает другое животное рядом. На бюджет первого животного влияет дискомфорт второго, и поэтому первое животное пытается исправить ситуацию
[621]. Даже крыса станет помогать другой крысе, оказавшейся в беде. Человеческий ребенок может утешать другого ребенка, оказавшегося в беде. Для такой способности вам не нужны понятия эмоций, достаточно нервной системы с интероцепцией, которая создает аффект
[622].
При всех этих накапливающихся подтверждениях, что у собак есть некоторые поистине замечательные умения, мы по-прежнему неправильно понимаем собак. Мы видим в них своих родственников, применяя устаревшую эссенциалистскую теорию человеческой природы. Джон Брэдшоу, автор книги «Собачье чувство», объясняет, что мы смотрим на собак неправильно, поскольку у нас есть преобладающее стремление найти «внутреннего волка», которого должна приручить цивилизаторская сила, то есть владельцы (интригующая параллель с нашим собственным мифическим внутренним зверем, которого должна смирять рациональность). Брэдшоу указывает, что собаки — крайне социальные создания, как и волки в дикой природе, пока вы не суете их в зоопарки с кучей незнакомцев. Пустите в какой-нибудь парк несколько собак, и через пару минут они будут вместе играть. Доминирующим у собак выглядит то, что Брэдшоу называет «тревогой» и что мы бы назвали разбалансированным бюджетом тела. Подумайте об этом: мы берем дружелюбное ласковое создание, бюджет тела которого мы регулируем, и оставляем его в одиночестве на большую часть каждого дня. (Можете вы представить такое для ребенка?) Разумеется, бюджет их тела оказывается не в порядке, и они ощущают неприятный аффект с сильным возбуждением. Мы выращивали их, чтобы они аффективно зависели от нас. Поэтому владельцы должны заботиться о телесных ресурсах своих собак. Собаки, возможно, не чувствуют страха, гнева и прочих человеческих эмоций, однако они испытывают удовольствие, несчастье, привязанность и прочие аффективные переживания. И для того, чтобы собаки были успешны как вид при совместной жизни с людьми, аффекта может оказаться достаточно
[623].
* * *
Давайте повторим, где мы сейчас находимся. Управляют ли животные ресурсами своего тела с помощью интероцепции? Не могу сказать за все царство животных, но для некоторых животных — крыс, обезьян, собак — думаю, что мы по вполне солидным причинам можем дать положительный ответ. Испытывают ли животные аффект? Я думаю, что мы снова можем уверенно ответить положительно, основываясь на некоторых биологических и поведенческих сигналах. Могут ли животные обучаться понятиям и могут ли они категоризировать с помощью таких понятий? Определенно. Могут ли они изучить понятия, основанные на цели? Несомненно, да. Могут ли они изучать значения слова? При некоторых обстоятельствах некоторые животные могут изучить слова или другую систему символов в том смысле, что символы становятся частью статистических схем, которые мозг может захватить и хранить для последующего использования.
Но могут ли животные использовать слова, чтобы выйти за рамки статистических повторений в мире, чтобы создавать основанные на цели сходства, которые объединяют действия или объекты, выглядящие, звучащие или воспринимающиеся по-разному? Могут ли они использовать слова как побуждения к формированию ментальных понятий? Осознают ли они, что часть информации о мире, которая нужна им, находится в умах других созданий, их окружающих? Могут ли они категоризировать действия и придавать им смысл как событиям психики?
Вероятно, нет. По крайней мере, не так, как это делают люди. Человекообразные обезьяны могут конструировать категории, которые больше похожи на наши, чем мы могли бы вообразить. Однако на данный момент нет четких доказательств, что какие-нибудь животные на планете, не являющиеся людьми, имеют понятия эмоций, как у нас. Мы единственные, у кого есть все компоненты, необходимые для создания и передачи социальной реальности, включая понятия эмоций. Это верно даже для Лучшего Друга Человека.
Итак, давайте вернемся к Рауди: был ли он сердит, когда рычал и прыгал на мальчика? Если основываться на предыдущем обсуждении, то у Рауди нет понятий эмоций, так что вы можете догадаться, что мой ответ отрицательный.
Ну, не совсем так. (Приготовьтесь к неожиданному повороту, о котором я упомянула в начале этой главы.)
С точки зрения теории конструирования эмоций вопрос «Сердится ли рычащая собака?» в первую очередь неправильно задавать, и уж как минимум он не полон. Он предполагает, что можно в каком-то объективном смысле измерить уровень сердитости собаки. Но, как вы уже знаете, у категорий эмоций нет устойчивых биологических «отпечатков». Эмоции всегда конструируются с точки зрения воспринимающего. Поэтому вопрос «Сердился ли Рауди?» на самом деле два отдельных научных вопроса:
● «Сердился ли Рауди с точки зрения мальчика?»
● «Сердился ли Рауди с собственной точки зрения?»
Ответы на эти вопросы существенно различаются.
Первый вопрос говорит: «Мог ли мальчик сконструировать восприятие сердитости из действий Рауди?» Однозначно. Когда мы наблюдаем за поведением собаки, мы используем собственные понятия эмоций, чтобы делать предсказания и конструировать восприятия. С точки зрения человека Рауди сердился, раз мальчик сконструировал восприятие гнева.
