Да, fago, litost и прочее — это просто слова, созданные людьми, но ведь таковы же и «счастливый», «печальный», «испуганный», «сердитый», «удивленный». Изобретенные слова — самое что ни на есть определение социальной реальности. Сказали бы вы, что ваша национальная валюта — это настоящие деньги, а денежные единицы остальных стран просто придуманы? Для любого человека, нигде не путешествовавшего и не имеющего понятия о других денежных единицах, это может показаться верным. Однако у опытных путешественников есть понятие «денежная единица другой культуры». Я прошу вас усвоить понятие «эмоция другой культуры», чтобы вы понимали, что ее случаи настолько же реальны для других, как ваши собственные эмоции для вас.
Если вы считаете эти идеи дерзкими, попробуйте еще одну: некоторые западные понятия эмоций совершенно отсутствуют в других культурах. Эскимосы утка не имеют понятия «гнев». У таитян нет понятия «печаль». Последний факт западным людям принять крайне трудно… жизнь без печали? В самом деле? Когда таитяне находятся в ситуации, которую западный человек описывает как печальную, они чувствуют себя больными, встревоженными, утомленными или лишенными энтузиазма, и все эти состояния покрывают широким термином pe’ape’a. Любому, кто верит в классический взгляд на эмоции, приходится придумывать объяснение такому разнообразию и заявлять, что насупившийся таитянин на самом деле находится в биологическом состоянии печали, знает он об этом или нет. Конструктивист не может позволить себе такую роскошь уверенности, поскольку люди могут быть насупленными по многим причинам: они думают, прикладывают усилия, в плохом настроении, проверяют мысль или испытывают pe’ape’a
[329].
Если выйти за рамки понятий для отдельных эмоций, то различные культуры не сходятся даже в том, что есть «эмоция». Западные люди рассматривают эмоции как переживание внутри индивида, в теле. Однако многие другие культуры характеризуют эмоции как события между людьми, для которых нужно два человека или больше. Сюда входят ифалук Микронезии, балийцы, фульбе, илонгот Филиппин, калули Папуа — Новой Гвинеи, минангкабау Индонезии, пинтупи Австралии и самоанцы. Еще более любопытно, что некоторые культуры даже не имеют единого понятия «эмоция» для тех переживаний, которые западные люди считают эмоциональными. Таитяне, гиджингали в Австралии, фанти и дагбани в Гане, чевонг в Малайзии и наши друзья химба из главы 3 — несколько хорошо изученных примеров
[330].
Большинство научных исследований эмоций проводится на английском языке с помощью американских понятий и американских слов для эмоций (и их переводов). Согласно выдающейся лингвистке Анне Вежбицкой, английский язык является понятийной тюрьмой для науки об эмоциях. «Английские термины для эмоций являются народной таксономией, а не объективным не зависящим от культуры аналитическим каркасом, поэтому, очевидно, мы не можем считать, что английские слова вроде “отвращения”, “страха” или “стыда” являются ключом к универсальным человеческим понятиям или базовым психологическим реальностям». Чтобы сделать проблему еще более империалистической, заметим, что эти слова для эмоций принадлежат английскому языку середины XX века, и есть подтверждения, что некоторые вполне современны. Само понятие «эмоция» — изобретение XVII столетия. До того ученые писали о страстях, чувствах и прочих понятиях, которые имели различные смыслы
[331].
Языки мира описывают различный человеческий опыт различными путями: эмоции и прочие психические явления, цвета, части тела, направление, время, пространственные отношения и причинность. Многообразие языков поражает. Пример дает опыт моей подруги психолога Батьи Мескиты, с которой вы встречались в главе 5. Она родилась и воспитывалась в Нидерландах, а позже приехала в США в постдокторантуру. В течение следующих пятнадцати лет она вышла замуж, растила детей и стала профессором в Университете Уэйк-Форест в Северной Каролине. Живя в Нидерландах, Батья ощущала, что ее эмоции были, если можно так сказать, естественными. Однако вскоре после переезда в США она заметила, что ее эмоции не очень подходят для американской культуры. Американцы казались ей неестественно счастливыми. Мы постоянно говорили бодрым голосом. Мы постоянно улыбались. Когда Батья спрашивала, как дела, мы всегда отвечали положительно («Дела отлично!»). Собственные эмоциональные реакции Батьи выглядели негодными для американского культурного контекста. Когда ее спрашивали, как она себя чувствует, она не показывала достаточного энтузиазма и не говорила «прекрасно» или «превосходно». Однажды я слышала, как она выступала с докладом о своем опыте, я кивала все время, яростно аплодировала в конце, а потом подошла к ней, обняла и сказала: «Превосходная работа!» Через миг я поняла, что только что подтвердила все до одного из ее наблюдений
[332].
Опыт Батьи не уникален. Наша коллега Юлия Ченцова-Даттон из России говорит, что после переезда в США ее щеки болели целый год, поскольку ей никогда не приходилось столько улыбаться. Мой сосед Пол Харрис, переехавший из Англии исследователь эмоций, наблюдал, как американские ученые всегда возбуждались при решении научных загадок (состояние сильного возбуждения, приятные ощущения), но они никогда не были просто любопытны, растеряны или смущены (низкое возбуждение и вполне нейтральные переживания), что для него более знакомо. В целом американцы предпочитают приятные состояния с сильным возбуждением. Мы много улыбаемся. Мы хвалим, говорим комплименты и подбадриваем друг друга. Мы награждаем друг друга за выполнение дел любого уровня, даже выдаем «сертификаты за участие». По телевизору чуть ли не каждые две недели показывают шоу с награждениями. Я потеряла счет книгам о счастье, которые были опубликованы в США за последние десять лет. Мы — культура позитивности. Нам нравится быть счастливыми и праздновать, как у нас все здорово
[333].
Чем больше времени Батья проводила в США, тем больше ее эмоции приспосабливались к американскому контексту. Ее понятия о приятных эмоциях расширились и стали более вариативными. Она стала более гранулярной, ощущая американский стиль счастья, в отличие от удовлетворенности и довольства. Ее мозг загрузил новые понятия американских норм и обычаев. Этот процесс называется эмоциональной аккультурацией. От новой культуры вы получаете новые понятия, которые переводятся в новые предсказания. С помощью этих предсказаний вы получаете возможность испытывать и воспринимать эмоции вашего нового дома.
