Это был второй приезд бывшего губернатора в Стамбул. Первый состоялся год назад при обстоятельствах, никак не напоминавших нынешние. Тогда он приезжал из Болгарии, где еще два дня назад был американским посланником. Метавшаяся из стороны в сторону Болгария, наконец, отошла к фашистам, прекратив тем самым пребывание Эрла в Софии в качестве посланника США при дворе царя Бориса. Болгары выслали его после того, как распространились слухи, что нацисты планировали покушение на американского посланника, воспользовавшись царящей в стране неразберихой после ее оккупации немецкими войсками генерал-фельдмаршала Листа. В прошлый раз он появился в Турции 27 декабря 1941 года, прибыв на личном автомобиле его величества в сопровождении секретаря царя Бориса. По сообщениям официального немецкого агентства новостей и других иностранных репортеров, его багаж состоял из 38 чемоданов, коробок и пакетов. Сюда входили более сотни флаконов туалетной воды, изготовленной специально для него из лепестков ароматных болгарских роз, огромной коллекции украшенных драгоценностями портсигаров, старинных золотых монет, древних икон и других милых вещиц. Несмотря на то что пришлось оставить в Болгарии ручного гепарда Пусси, ему удалось захватить с собой всех трех такс и еще одного «зверька», которого светловолосый немецкий корреспондент охарактеризовал как «еврейскую танцовщицу из кабаре по имени Адриенна».
Изобиловавшая явными преувеличениями статья немца была прямым оскорблением. Эрл был в числе тех политиков, которых нацисты считали своими главными противниками. Корреспондент, вероятно, получил указание из министерства пропаганды сделать статью настолько издевательской и клеветнической, чтобы уничтожить американца морально, раз уж не удалось сделать это физически.
Эрлу, высокому крепкому мужчине приятной наружности, в то время было около сорока лет. Он успел прославиться как ловкий политик у себя на родине и как способный дипломат за рубежом. Депеши, которые он отправлял из Вены, где был американским посланником в 1933–1934 годах, отличались большей яркостью и живостью, чем это было принято у его коллег-дипломатов. Многие чиновники в Государственном департаменте игнорировали их, несмотря на то что их автор был, несомненно, человеком наблюдательным, умеющим правильно оценивать обстановку. Они были настроены против Эрла, считая его вечным смутьяном, пользующимся дурной репутацией, постоянно нарывающимся на скандал, более подходящим для ночных клубов, чем для дипломатических приемов. Они вздыхали с облегчением, когда, независимо от желания самого Эрла, приходил конец его работы на очередной дипломатической должности.
Во время первой командировки в Вену своими смелыми высказываниями и веселыми выходками Эрл приводил в замешательство степенных дипломатов. Именно тогда нацисты впервые заинтересовались Джорджем Эрлом Третьим, как они стали его называть в своем досье, которое со временем превратилось в объемистую папку, полную грубых намеков и неприличных историй из жизни американского дипломата.
Один из таких секретных докладов начинался словами: «Вручая свои верительные грамоты [президенту Австрии], он воепользовался случаем, чтобы обрушиться с обвинениями на национал-социализм, заявив господину Миклашу: «Я отношусь к наци с омерзением».
Спустя несколько лет в Софии Эрл в равной степени шокировал как немцев, так и собственный Государственный департамент целым рядом откровенно антифашистских высказываний. Он был очень популярен у болгар и пользовался неизменным расположением царя Бориса, который явно выделял его среди прочих зарубежных дипломатов. Но его страстное неприятие фашистского режима приводило к одному инциденту за другим. Так, например, стало известно, что, обнаружив среди сотрудников посольства немецкого шпиона, Эрл с целью добиться полного признания подверг его допросу третьей степени. В другом случае одному из помощников с трудом удалось отговорить его открыть огонь по проходящей под окнами посольства демонстрации фашистов.
Настоящим триумфом (или позором, как предпочитали считать немцы) закончился инцидент в ночном клубе, спровоцировавший кровавую драку с немцами, когда Эрл предложил музыкантам оркестра исполнить собственную трактовку заказанной ими песни «Хорст Вессель», этого нацистского гимна, сочиненного в честь берлинского доносчика. Это происшествие вызвало даже гнев одного из конгрессменов, потребовавшего отзыва и отставки Эрла.
В одном из лучших ночных клубов Софии он познакомился с красивой венгерской девушкой, с которой стал часто появляться на людях. Это и была Адриенна, о которой впоследствии немецкий журналист отозвался как о «еврейской танцовщице из кабаре».
После возвращения Эрла в США чиновники Госдепартамента сделали все для того, чтобы покончить с его дипломатической карьерой. Несмотря на то что сам президент просил предоставить своему другу и политическому соратнику новый дипломатический пост, например в Ирландии, на котором он мог продолжить свою личную войну против нацизма, государственный секретарь Корделл Халл ответил категорическим отказом. Президент Рузвельт не только чувствовал себя обязанным Эрлу как политику, но и питал к опальному дипломату дружеские чувства по той же причине, по которой Госдепартамент противился его возвращению в строй, – в связи с органической неприязнью, которую Эрл испытывал к нацистскому режиму. Президент делал все возможное для того, чтобы вернуть Эрла в строй, в особенности после того, как тот сам попросил подыскать для себя работу где-нибудь в нейтральной стране, по возможности не очень далеко от Венгрии, где его ждала насильно разлученная с ним Адриенна.
Начиная с 1942 года президент Рузвельт время от времени получал сообщения о неких лицах в Германии, состоявших в заговоре с целью свержения Гитлера. Рузвельт, который сомневался в том, что сопротивление может возглавить даже такой человек, как генерал де Голль, не думал, что немецкая оппозиция была способна оказать союзникам существенную помощь. Однако по мере роста количества таких сообщений, приходивших в основном из Турции, он решил направить в эту страну группу своих наблюдателей, перед которыми стояла задача разобраться в том, насколько серьезную силу представляли собой эти немецкие «диссиденты». Так нашлась работа и для Эрла. Поскольку Госдепартамент продолжал отказывать в предоставлении Эрлу новой должности на дипломатическом поприще, Рузвельт, предпочитавший не ссориться по таким вопросам с госсекретарем, призвал Эрла из резерва ВМС и, присвоив ему звание капитана второго ранга, назначил помощником военно-морского атташе в Турции. Личным указанием Эрлу от президента США было понаблюдать оттуда за антифашистским движением.
В качестве жеста высокого уважения президент предложил Эрлу сопровождать его по дороге на конференцию в Касабланке в январе 1943 года, где он встречался с премьер-министром Черчиллем.
Оттуда Эрл самолетом отправился в Стамбул, и, как уже было сказано выше, первое, что он сделал, оказавшись на турецкой земле, была телеграмма госпоже Адриенне Мольнар, проживавшей на улице Мускатили в Будапеште. Обрадованная и одновременно напуганная запутанностью ситуации, Адриенна не знала, как ей поступить и что ответить на телеграмму. Она решила попросить совета у фрау Асты Мацхольд, жены австрийского журналиста, прежде работавшего в Вашингтоне и переведенного оттуда в Будапешт. Аста испытывала к Адриенне дружеские чувства и всегда была рада помочь советом, если проблема была слишком сложной для того, чтобы справиться с ней самостоятельно. Таким образом, телеграмма Эрла привела к чему-то типа цепной реакции, ничуть не менее драматичной, чем аналогичная, происходившая с Ленни Бадд, героиней Синклера.
