Вернувшись в Берлин 14 сентября, он чувствовал себя эмоционально опустошенным и физически разбитым. Не в его обычае было исключать из донесений что-то неприятное или неугодное из страха, что такие сведения могут навредить ему. Но на этот раз он сразу же по возвращении набросал подробный отчет о совещании и передал его Гроскурту с приказом сохранить его для будущего в собираемых майором картотеках свидетельств о нацистских преступлениях, чтобы использовать против них, если наступит день возмездия.
Канарис так никогда полностью и не оправился от этого потрясения. Он спрашивал себя, может ли здравомыслящий человек оставаться верным такому хозяину, как Гитлер. Но одно то, что он так резко ставил вопрос, уже ослабляло его лояльность.
Было еще кое-что. Впервые он оказался критически настроенным к мнению фюрера по вопросу об Англии. Еще в 1935 году в своей зажигательной речи перед группой офицеров в Вильгельмсхафене Канарис предупредил, что любая страна, пользующаяся поддержкой Соединенных Штатов, неминуемо выиграет войну. У него не было сомнений, что Англия получит такую помощь, поэтому его утешала мысль о том, что Гитлер старается успокоить британцев. Несколько раз он слышал от Гитлера в личных беседах, что он должен сделать все, чтобы избежать войны с Британией.
Даже 23 августа, когда премьер-министр Чемберлен предупредил Гитлера, что Англия выступит на стороне Польши, и 25-го, когда в Лондоне был подписан англо-польский договор о взаимопомощи, Гитлер призывал его не волноваться – британцы просто блефуют.
– У них достаточно забот в их империи, – сказал фюрер, – и они хорошо знают, какими катастрофическими будут для них последствия еще одной европейской войны. Они будут шуметь, бряцать оружием, но война?.. Нет! Когда полетят осколки, лев подожмет свой хвост.
Канарис возвращался к себе, стараясь увериться, что Гитлер, как всегда, окажется прав. На сей раз Гитлер ошибся. Англия и Германия были в состоянии войны.
Канарис не боялся ни одной страны: ни Польши, ни Франции, ни даже Советского Союза. Его страшила лишь война с Англией.
Он еще не знал этого, но у него были и личные причины для опасений. У сети абвера в Англии были серьезные проблемы.
Полагаясь на неоднократные заверения Гитлера, он не предпринял мер по приспособлению своей сети на Британских островах к условиям военного времени. Только на одиннадцатый час в суматохе и неразберихе была сделана импровизированная попытка преобразовать относительно легкое прикрытие мирной эпохи для требований разведки во время войны. Таким агентам, как Блок, Каулен и Саймон, было приказано вернуться домой, и они, наряду с некоторыми другими, успели на последние суда, отправляющиеся по расписанию мирного времени.
Не дожидаясь приказа из Гамбурга, агент С-3503, казалось бы, безупречный промышленник Гюнтер Рейдт и руководитель сети Аст-Х в Англии, 26 августа, то есть на следующий день после подписания англо-польского пакта, поднялся на борт датского самолета, вылетающего в Копенгаген. На следующий день на одной из явок в деловой части Гамбурга он давал Вихманну и Риттеру детальный отчет о военных приготовлениях Англии.
– Блеф? – Рейдт покачал головой. – В прошлом году, во время Судетского кризиса, может быть. Тогда они установили в некоторых парках зенитные батареи, но если подойти поближе, можно было увидеть, что они довольно устаревшие и без боеприпасов. Сейчас в парках стоят новейшие зенитные орудия, рядом с которыми уложено большое количество ящиков со снарядами. И не только в парках. Я видел новые зенитные батареи вдоль шоссе Лондон – Рамсгейт, очень много их к востоку от Рамхема и Чайселхёрста, еще больше между Лонгфилдом и Нёрстидом, к западу от Рочестера и на островах реки Медуэй, а также вокруг аэродрома Истчёрч на острове Шэппи. Все военные корабли сконцентрированы на своих базах, за исключением трех эсминцев, которые я заметил на Темзе неподалеку от Грейвсенда. Для транспортировки войск и эвакуации женщин и детей реквизируются автобусы. Торговые суда переоборудуются для военных целей. Блеф? Нет, не в этот раз!
Рейдт предупредил Вихманна и Риттера, что войну с Англией следует воспринимать как ближайшую перспективу и, исходя из этого, срочно и оперативно вести необходимую подготовку.
Затем история повторилась и крыша рухнула.
4 сентября все граждане враждебных государств, проживающие в Великобритании, получили предписание явиться в полицию и пройти проверку в одном из 120 специальных трибуналов. Когда работа была завершена, из почти 74 тысяч мужчин и женщин, подвергнутых испытанию, 600 человек были признаны «ненадежными» и интернированы, тогда как у 6800 иностранцев «надежность» была сочтена «неопределенной», и они были подвергнуты некоторым ограничениям.
Эта большая облава не была столь целенаправленной и жесткой, как устроенная бесподобным сэром Бэзилом Томпсоном и еще молодым Верноном Келлом в 1914 году. У МИ-5 и специального отдела был список «класса А» на 350 фамилий лиц, подозреваемых в шпионаже. Однако, в отличие от своих предшественников двадцатипятилетней давности, у которых имелись собранные заранее улики, на основании которых немецкие шпионы арестовывались один за другим, теперь у спецслужб были лишь смутные подозрения и косвенные улики против тех, кто подозревался в шпионаже.
Тем не менее предполагалось, что большая часть немецкой агентуры в Англии была выловлена. Генерал Келл заявил, что эта акция «по своей эффективности может быть сравнима лишь с разгромом сети [Карла Густава] Эрнста в начале Первой [мировой] войны». По его словам, он был удовлетворен тем, что «в результате этих мер немцам пришлось вступить в войну «вслепую», без эффективной разведывательной сети в Англии».
Следует начать с того, что в абвере, вероятно, опровергли бы заявление Келла, если бы знали о нем. Когда в течение ближайших десяти дней к ним поступила информация о предпринятых англичанами действиях, подобных тем, что имели место в 1914 году, они решили, что их агентурная сеть уничтожена. Лихорадочные обсуждения велись в Берлине, Гамбурге и Бремене. Ситуация казалась безысходной.
Но затем появился первый проблеск. Женщина-агент А-3529 вышла на связь из Борнмута и сообщила, что прошла проверку и приступает к работе. Пришло сообщение от У-3527, молодого полу англичанина-полунемца, работающего на капитана Диркса, который тоже был в безопасности, как и его брат, А-3528. Агенты один за другим выходили на связь через почтовые ящики в нейтральных странах. И наконец, последним, но не худшим, объявился Джонни Оуэне. Это было неправдоподобно, но 23 сентября Риттер получил от него предложение о встрече в Роттердаме 28-го.
На рассвете 4 сентября Джонни отправил свое последнее радиосообщение, уложил свою рацию в чемоданчик и стал ждать. Вскоре после восьми утра он позвонил в Скотленд-Ярд, попросил к телефону инспектора Гейгена из специального отдела и, когда тот ответил, назначил ему встречу на вокзале Ватерлоо. Инспектор прибыл с ордером на арест и доставил Оуэнса в тюрьму Уэндсуорт. Оказавшись там, он немедленно потребовал пригласить полковника Пила из СИС, а также кого-нибудь из МИ-5, заявив, что у него есть для них «подарок». Когда они прибыли, он указал им место в своем доме в Кингстоне, где хранил рацию. Сотрудники контрразведки были так рады, что освободили Оуэнса сразу же после того, как он продемонстрировал им работу рации, связавшись из камеры с Вольдорфом.
