В течение зимы и начала весны 1940 года Англия оказалась вне центра внимания. Абвер был занят подготовкой планов вторжения в Данию, Норвегию и Нидерланды и завершения французской кампании. Они осуществились благодаря тщательной подготовке «пятой колонны», в ходе бескровной оккупации Дании и молниеносного захвата Норвегии. Блицкриг на Западе был материально обеспечен к началу вторжения такими дерзкими действиями, как захват диверсантами абвера, переодетыми в голландскую военную форму, ключевых мостов в Нидерландах, необходимых вермахту для успешного продвижения.
В Англии обстановка изменилась на первых порах не благодаря даровитым педагогам и поверенным сэра Дэвида, а в первую очередь стараниями бывшего научного сотрудника Мертоновского колледжа Оксфордского университета, который сразу же после начала войны пришел на службу в управление военной разведки и был направлен в МИ-8С, сверхсекретное агентство по перехвату немецкой радиосвязи.
Это был двадцатипятилетний Хью Редуолд Тревор-Ропер, наиболее быстро восходящая звезда среди нового поколения британских историков.
Хотя МИ-5 считается главной или единственной из контрразведывательных служб, она была таковой лишь на Британских островах. В связи с удачным распределением обязанностей и ответственности вся секретная деятельность за рубежом, как позитивный, так и негативный шпионаж, была зарезервирована за Сикрет интеллидженс сервис, или МИ-6, как она называлась в годы войны. Внутри МИ-6 зарубежная контрразведка входила в обязанности пятой секции, которую возглавлял майор Феликс Генри Каугилл, ставший в язвительных мемуарах Кима Филби одной из главных мишеней его сарказма и злословия.
МИ-8 (называемая Сигнал интеллидженс сервис) стала еще одной областью контрразведки. Ее отделение С напрямую имело дело с работой немецкой агентуры, фиксируя ее радиопередачи и собирая массу перехваченных сообщений, а также зависело от других ведомств, получая их шифровки.
Тревор-Ропер занялся этими замысловатыми текстами с любопытством и энергией Шампольона, расшифровывающего иероглифы Розеттского камня. Не будучи криптографом, он не мог взломать ни одного немецкого кода или шифра, использованного в перехваченных радиограммах. Но он заметил, что многие из них не соответствовали знакомым системам, применяемым в обычных военных или военно-морских радиопереговорах или в дипломатических или коммерческих телеграммах.
В качестве самого младшего сотрудника МИ-8С у него не было полномочий вынести информацию из отделения С и дать ее на рассмотрение постороннему специалисту. Однако, к счастью, у него был начальник майор Гилл, нестандартно мыслящий и предприимчивый офицер. Гилл согласился представить образцы перехваченных передач коммандору Алистеру Деннисону, выпускнику знаменитой группы капитана Халла 40 О.Б. Правительственной школы кодирования и шифрования (ПШКШ) времен Первой мировой войны, все еще работавшему на Беркли-стрит, скорее британском нервном центре работ по кодированию, чем школе, как следовало из ее названия.
В ПШКШ тексты перехвата передали Оливеру Страчи, брату бунтаря-литератора Литтона Страчи, который вместе с ныне покойным Диллуином (Дилли) Ноксом сформировал команду криптографов, которым англичане так многим обязаны и о которых они так мало знают.
На этот раз, однако, Страчи дал маху. Перехваченные радиограммы, столь интересовавшие Гилла и Тревор-Ропера, завалялись в его столе. Когда Страчи напомнили о них, он небрежно ответил, что это, скорее всего, русские передачи, отправленные из Шанхая. «Не может быть, – писал Страчи в сопроводительном письме майору Гиллу, – чтобы они были немецкими».
Так случилось, что самому Гиллу приходилось заниматься расшифровкой в годы Первой мировой войны. К счастью также, он и Тревор-Ропер делили одну квартиру в Илинге. Заинтересовавшись этими необычными сигналами, он принес их домой и практически каждый вечер проводил, пытаясь расшифровать их.
Первые проблески появились к Рождеству 1939 года, а к началу 1940 года проблема была решена. Позднее Тревор-Ропер проверил расшифровки декодированных сообщений и выяснил, что это были сверхсекретные переговоры абвера с его резидентурами и агентами за рубежом.
Во время войны абвер полагался при радиосвязи на три различные криптографические системы:
1. С адресатами в странах, находившихся под жестким германским контролем, и в дипломатической переписке использовали собственную модификацию «Энигмы», имевшейся в свободной продаже шифровальной машины.
2. С большинством своих агентов, работавших в странах, где безопасность шифровального оборудования не могла быть гарантирована, они использовали так называемые рукописные шифры, ключом к которым были различные опубликованные книги, у каждого агента своя.
3. В отдельных и весьма редких случаях они использовали Satzbuecher – специально разработанные шифровальные книги.
Из-за разнообразия шифровальных систем в абвере открытие Гилла и Тревор-Ропера было лишь началом. Впереди была большая работа. Одна машина «Энигма» была захвачена неповрежденной в капитулировавшей подводной лодке в мае 1941 года, еще одна была добыта при успешном налете морской пехоты на остров Лофотен, а третью сумел достать коммодор Деннисон в Польше перед самым началом войны. К началу 1942 года Дилли Нокс изучил все коды абвера, включая основанные на применении шифровальных машин.
Гилл и Тревор-Ропер сделали только первый шаг в расшифровке систем связи абвера. Некоторые агенты не могли пользоваться машинами «Энигма» без риска привлечь к себе внимание, поэтому вся связь со шпионами, включая находившихся в Англии, была основана на использовании рукописных шифров, основные элементы которых Гиллу и Тревор-Роперу удалось раскрыть. Это позволило англичанам ознакомиться с теми тайнами, которые абвер передавал по радио, а также расшифровать сообщения, отправленные по почте или иными наземными средствами (такими, как симпатические чернила и микрофотографии) в надежде, что они не подвергнутся перлюстрации или цензуре.
В противоположность временам Первой мировой войны, когда преобладало использование симпатических чернил и шифровальных решеток при переписке или передаче через связного, теперь абвер полагался в первую очередь на радиосвязь. Она казалась предпочтительней из-за быстроты и предполагаемой безопасности, а также самонадеянности, характерной для немцев, считавших, что их коды не поддаются расшифровке.
Глава 19
КАНАРИС ПРОТИВ ЧЕРЧИЛЛЯ: НОРВЕЖСКАЯ ГОНКА
Как выразился с фрейдистским подтекстом Невилл Чемберлен, это была «полудрёмная война», возможно, более уместной была бы характеристика сенатора Уильяма Борна, назвавшего ее «странной войной»
[79]. Если не считать отдельных вылазок десятка субмарин амбициозного и нетерпеливого Дёница, брошенных в бой с началом боевых действий, за объявлением войны последовала продолжительная гнетущая пауза, озадачившая весь мир.
Не было огромных армий, сражавшихся на суше, как в 1914 году, не было воздушных сражений огромных армад, как в мрачных утопиях Г. Уэллса. Было полное затишье на Западном фронте вдоль «линий Зигфрида и Мажино». Англо-германская война свелась к спорадическим разведывательным полетам люфтваффе над отдельными британскими военными объектами и полетами над Гамбургом, Бременом и Руром британских ВВС, сбрасывающих листовки с целью, по выражению Черчилля, «морально улучшить немцев».
