В результате строфа из «Отелло»:
Твой одр, запятнанный преступною любовью,
Покроется сейчас твоей преступной кровью!
[16]
Стала звучать так:
Из сердца прочь я чары вырываю
И ложе в пятнах кровью запятнаю.
[17]
А строки из «Гамлета»:
Сам посуди, как он со мною поступил:
Убил отца, мать сделал шлюхой…
[18]
стали звучать так:
Не долг ли мой — тому, кто погубил
Честь матери моей и жизнь отца…
[19]
Некоторые же «шокирующие» строчки Баудлер попросту изъял из текста Шекспира. Так, строки из пьесы «Антоний и Клеопатра»:
Царь-баба! Сам великий Юлий Цезарь
Не устоял пред чарами ее
И, в пахаря на ложе обратившись,
Вспахал ее — и урожай дала
[20].
в его издании звучат так:
Вот женщина! Великий Юлий Цезарь
И тот свой меч в постель к ней уложил.
Он шел за плугом, жатва ей досталась
[21].
Баудлер, вне всякого сомнения, сумел внести весьма заметный вклад в популяризацию Шекспира. Однако при этом очень трудно простить ему изъятие грубоватого колорита. Ведь фразой: «Вспахал ее — и урожай дала» можно было бы заменить расплывчато-нейтральную формулу: «Поздравляем с новорожденным!», которую размещают на современных поздравительных открытках. Впрочем, Баудлер был далеко не единственным, кто взялся переписывать классические тексты для семейного чтения. И до, и после него множество добровольных цензоров прикладывали руку к «редактуре» произведений Чосера, Драйдена, Бернса и Мильтона. Даже Библии не удалось избежать их пристального внимания. Они же так грубо выражались, эти апостолы…
Даже в наше относительно просвещенное время люди по-прежнему побаиваются употреблять целый ряд слов и выражений, описывающих секс, болезни, естественные отправления организма и, разумеется, самое ужасное — смерть. В своем стихотворении «Погосты» Джон Бетжемен
[22] сетует, что с течением времени мы проявляем все больше и больше ложной щепетильности, описывая то, что происходит, когда — по выражению Шекспира — «мы сбросим этот бренный шум»
[23]:
Зачем-то люди без причины
Красоты ищут для «кончины».
Пример: «почил такой-то в бозе».
Нет, предки были ближе к прозе —
Писали: «умер» или «отошел»…
[24]
Хотя, возможно, «отошел» — не лучший вариант. Слишком уж сильно напоминает о железнодорожном вокзале. «Поезд отходит с четвертой платформы…» Хотя, с другой стороны, этот состав может направляться в «лучший мир». Не зря же в рекламе компании «Бритиш рейл»
[25] говорилось, что поезд «Интерсити» «облегчает отбытие».
Когда у наших друзей или родственников умирают близкие, мы пишем сочувственные письма, начиная их словами: «Я так расстроился, узнав, что умер Питер». Затем мы разрываем письмо в клочки и переписываем начальную фразу: «Я так расстроился, узнав печальную новость о Питере». Поступая подобным образом, мы, должно быть, полагаем: если удастся обойтись без слов «смерть» или «умер», мы лишний раз не напомним безутешной вдове о том, что ее мужа больше не вернешь.
Слово «убивать» претит нам в любом случае, даже если мы говорим о животных. От бешеных собак «избавляются» (а иногда «уничтожают»); что же касается домашних питомцев, то их, разумеется, только «усыпляют». И лишь особенно грубый и бесчувственный ветеринар может прямо объявить ребенку, что его старую больную собаку «умертвят». Есть животных нам тоже, конечно же, не нравится. Мы наверняка с негодованием отвернемся от предложения отведать мясо свиней, коров, овец или оленей. Для того чтобы замаскировать кровожадные аппетиты и пощадить «благородные» чувства, в ресторанном меню обычно перечисляют французские названия-аналоги: котлета, бефстроганов, рагу, фрикасе. Впрочем, по непонятным соображениям и вопреки всем усилиям Ричарда Адамса, автора книги «Обитатели холмов»
[26], мы с радостью едим кролика, нимало не смущаясь названием блюда. Кушанья из рыбы и птицы также в основном позволено называть их настоящими именами.
Наш инстинктивный страх перед смертью, как и вытекающая из него потребность нарядить жуткую старуху с косой в красивый кардиган и тапочки, вполне объясним. Поэтому эвфемизмы, позволяющие изящно обходиться без упоминания слова «смерть», вполне понятны и никого не вводят в заблуждение. Однако попытка описать естественные отправления организма при помощи эвфемизмов может порой завести в тупик.
Кто из мальчиков не сталкивался с необъяснимо несдержанным и раздражительным поведением мамы, старшей сестры или тетушки и не получал в ответ на свои недоуменные вопросы объяснение, что с ней приключилась очередная «неприятность» или, что еще больше сбивает с толку, «наступили нехорошие дни месяца»? Что же, в конце концов, произошло с родственницей женского пола?
Тех же маленьких мальчиков легко сбить с толку, если, завидев, как они ерзают на месте и проявляют беспокойство, спросить их, не хотят ли они «сходить кое-куда» или «отлить». И почему, черт побери, некоторые мужчины внезапно покидают комнату, громогласно объявляя, что они хотят «прогуляться», когда на улице жуткий ливень? Что это они вдруг решают «воплотить»? И при чем тут «жираф»?
Никто из нас, вне зависимости от возраста, не желает распространяться о проблемах с мочеполовой системой. Даже врачи предпочитают спрашивать «Как ваш стул?» или «Как работает желудок?». Судя по всему, они не желают лишний раз смущать нас. Вместо того чтобы называть вещи своими именами, многие врачи предпочитают спрашивать пациентов: «Ну и в чем же ваша проблема?» В ответ на это меня всегда подмывает сказать: «Извините, но врач — вы», хотя, разумеется, я ни разу так не говорил. Ведь я тоже не привык говорить то, что думаю…
