Этот меморандум вызвал особую ярость Американского национального общества слепых. На очередном съезде оно приняло следующий текст ответного обращения, который стоит обширного цитирования:
В определенных кругах все больше настаивают на использовании набора эвфемизмов для описания понятий «слепота» и «слепые». Это такие эвфемизмы, как «люди с недостаточным зрением», «люди с недостаточной зрительной способностью», «нетрудоспособные по зрению», «люди, страдающие от слепоты», и так далее. Все эти эвфемизмы совершенно неприемлемы и заслуживают лишь осмеяния, поскольку с их помощью натужно и нелепо пытаются избежать таких ясных и вызывающих уважение слов, как «слепота», «слепой», «слепые».
Использование эвфемизмов во имя модной ныне политкорректности приводит к достижению прямо противоположного эффекта, поскольку подобная практика чрезмерно охранительна, и вместо ощущения подлинного равенства приводит к появлению чувства стыда и стыдливости, выставляя слепых как чересчур обидчивых и агрессивных людей.
Умный человек хочет, чтобы его прямо так и называли, вовсе не настаивая при этом, чтобы его обозначали как «лицо, обладающее умом», а как банкиры вполне довольны тем, что их называют банкирами, не требуя при этом, чтобы их именовали «лицами, занимающимися банковской деятельностью», подобного же хотят и слепые… Мы с сожалением наблюдаем, как эвфемизмы создают ложное представление о существующих вещах и явлениях. Мы вполне способны существовать в этом мире на основе равенства с другими людьми, что и намерены делать.
В этом заявлении нет никакой двусмысленной неопределенности и путаницы. Оно представляет собой превосходный пример того, как можно прямо сказать именно то, что имеешь в виду. Любопытно, что примерно в то же самое время Королевский национальный институт слепых провел в Великобритании опрос об отношении публики к употреблению терминов «люди с недостаточным зрением», «люди с недостаточной зрительной способностью», «нетрудоспособные по зрению», «люди, страдающие от слепоты» и «слепые». В итоге институт пришел к следующему выводу: «Проанализировав результаты опроса, мы обнаружили, что люди реагируют на эти выражения совершенно одинаково и что понятие политкорректности не играет при этом никакой роли».
Политкорректность все чаще отвергают как угрозу свободе слова, как один из видов «социальной тирании» и даже как «назревающую диктатуру левых». В наступившем новом тысячелетии значение и влияние политкорректности значительно уменьшилось, однако она по-прежнему представляет силу, с которой приходится считаться, и отдельные личности то и дело становятся ее жертвами. Среди них, например, ведущий американского ток-шоу Билл Маэр.
Ток-шоу Маэра «Политически некорректно» транслировалось поздно вечером и представляло собой программу, в рамках которой различные фигуры из сферы шоу-бизнеса и политики обсуждали события, произошедшие в течение дня. Ведущий при этом старался, чтобы они высказывались вразрез с общепринятой точкой зрения и противоречили устоявшейся, порой совершенно узколобой трактовке событий. Появившись в студии сразу после нью-йоркской террористической атаки 11 сентября 2001 года, Маэр в типичном для себя стиле высказал следующий спорный тезис: «Мы вели себя, как трусы, пуская в противников крылатые ракеты с безопасного расстояния в три тысячи километров. Это трусость. Можно говорить что угодно, но сидеть в самолете, когда он врезается в здание, — это не трусость».
И хотя некоторые интеллектуалы пытались защищать Маэра, указывая на разницу между физической и моральной трусостью, основные спонсоры шоу, потрясенные гневными откликами на озвученный ведущим тезис, поспешили отозвать рекламные контракты, в результате чего передачу пришлось закрыть.
Вот что бывает, когда говоришь то, что думаешь.
Из лабиринтов памяти
Отнюдь не вся неправда оказывается ложью. Мы часто высказываем не совсем точную версию реальных событий. И в этом нет нашей сознательной вины: просто человеческая память — вещь ненадежная. Каждый раз, когда мы пытаемся что-то вспомнить, нам на ум приходит не само явление, а то, что мы успели о нем подумать. При этом с каждым разом точность воспоминаний все больше размывается, и подзабытые детали невольно компенсируются плодами нашего собственного воображения.
Очевидцы банковского ограбления сообщат полицейским красочные, но, увы, весьма противоречивые описания грабителей и их действий во время налета. А разница в свидетельских показаниях, данных на месте преступления и повторенных через много месяцев в ходе судебного разбирательства, может оказаться просто поразительной. При этом никто не будет сознательно лгать, просто так устроена человеческая память, а все свидетели — люди. Анализ сорока совершенных в США преступлений, виновные в которых были сначала опознаны свидетелями, а затем полностью оправданы с помощью результатов генетической экспертизы, показал, что свидетели грубо ошиблись при опознании подозреваемых как минимум в девяноста процентах случаев. При этом однажды пять различных свидетелей «опознали» преступника, который на самом деле был невиновен. Другой анализ пятисот уголовных преступлений выявил, что в шестидесяти процентах случаев свидетели неверно опознавали подозреваемых. В ходе специальных исследований, когда инсценировались преступления, а затем свидетелям предлагалось опознать подозреваемых, выяснилось, что правильно опознать подозреваемых удается лишь в 34-48% случаев. Получается, свидетели чаще ошибаются, чем сообщают точную информацию и факты.
Одна подруга поведала мне о совершенно невероятном случае: однажды во время отпуска, прогуливаясь по холмам Уэльса, она неожиданно услышала, как звонит таксофон в одинокой телефонной будке. Поблизости людей не было, и, некоторое время поколебавшись, она вошла в будку и сняла трубку. Каково же было ее удивление, когда она услышала в трубке… голос своей старой приятельницы. Через несколько секунд выяснилось, что та просто ошиблась номером. Чудесная история и к тому же правдивая, как утверждает моя подруга. Ее муж, однако, убежден, что с его женой в действительности никогда не происходило ничего подобного, просто однажды она услышала этот рассказ от одной своей подруги и со временем настолько «сроднилась» с ним, что ей стало казаться, будто на самом деле все это произошло именно с ней. По прошествии нескольких лет, считает ее муж, она совершенно искренне поверила, что это случилось с ней, а не с кем-то другим. Поэтому, строго говоря, это не ложь.
Недавно в баре я пил пиво со своими друзьями и вдруг вспомнил, как много-много лет назад пошел вместе с одним из них в поход. Мы тогда опоздали на последний поезд в сторону дома и были вынуждены разбить палатку на склоне холма. Когда наступило утро, выяснилось, что мы установили ее на… мусорной куче.
— Нет, этого никогда не было, — замотал головой мой друг.
— Было, — возразил я.
— Да нет же!
— Да!
— Нет, — настаивал мой друг. — Этого не могло быть. У нас не было палатки.
О господи! А ведь он прав. У нас действительно не было палатки. Получается, я просто нафантазировал, или мне это приснилось. А ведь я столько раз рассказывал эту историю! Все это казалось мне совершенно реальным… После этого случая я начал сомневаться в точности своих воспоминаний.
