Наконец я осмелился поднять взгляд на возвышавшиеся надо мною стены. Теперь я смотрел на них совсем другими глазами. Их послания достигли самой сердцевины моего естества, как будто их сущность вдруг оказалась той же самой, что и моя. Как мог я быть таким слепым? Передо мной было древнее знание, неподвластное времени и такое знакомое – как само человечество. Это была история человеческих знаний, уходящая к самым ранним египетским текстам, иногда называемым «Книгой Тота». Мудрость, записанная египетскими провидцами, заключала в себе все существовавшие к тому времени знания и стала фундаментом всех будущих знаний. Вот что увидел я.
Освободившись от навязчивого желания понимать, я смог наконец постичь все. Я видел лишь символы – и мне ясно было, что за намерение стоит за ними. Я смотрел сквозь них и видел то, что было в умах людей, которые их создали, чтобы выразить истину. Эта мудрость существовала в каждой традиции и каждой культуре и хранилась в тайне немногими посвященными. Символы изменяются, претерпевают многие превращения, из них вырастают теории, выраженные словами. Подобно священным картам Таро, авторитет которых был подорван суевериями и бесконечными салонными играми, священное знание постоянно вытеснялось знаниями расхожими. Слова и символы искажают нечто реальное. Я понял все это, и больше, чем это. Я был изумлен, восхищен, мне хотелось, чтобы этот высокий человек вернулся. Мне хотелось рассказать ему о том, что я увидел и понял, мне хотелось его одобрения.
И он предстал передо мной. Он стоял в нише, и под факелами его белые одежды отсвечивали золотом. Он долго смотрел на меня. Невозможно было понять, что выражает его лицо. Он заговорил прежде, чем я успел собраться с мыслями.
– Теперь ты можешь идти.
Идти? И это все? Я почувствовал горькое разочарование. Мне хотелось закричать: «Но я знаю истину!» Мне так хотелось все объяснить, но я вдруг понял, что ждал одобрения от самого себя. Объяснять себе то, что я уже знаю, не имело смысла. Тогда я постиг, что стоит только произнести слова, как истина теряется. Можно высечь в граните символы, запечатлеть их на века, но истина всегда будет оставаться за пределами слов, вне досягаемости для чудесных художников, что вырезали эти рисунки в камне, она останется неподвластной многочисленным истолкованиям.
В следующее мгновение я уже бодрствовал. Из кухни моей матери до меня долетали запахи готовящегося ужина, доносилась веселая болтовня. Мой мир был точно таким же, каким я его оставил, но сам я, похоже, никогда уже не буду прежним.
10
– Постой же, – перебила его Дхара. – Чего мы все-таки хотим в конечном счете добиться?
Они с Мигелем шли к руинам великолепного Теотиуакана. Это было в 1992 году – их первая поездка с учениками; некоторые из них рвались в бой, других мучил страх неизведанного. Они готовились к предстоящему дню, Дхара говорила, сомневалась, задавала вопросы, но почти не умолкала, чтобы выслушать ответ.
– Обожаю это место, его историю, – продолжала она, – эти пирамиды! Господи, какая красота! – Она в восторге раскинула руки, охватывая взглядом эту удивительную панораму, а Мигель молча слушал ее. – Это место силы, несомненно. Я вот стою тут с тобой и чувствую это. Значит, мы создадим ритуалы, и… и что дальше?
– В каком смысле «что дальше»? – спросил он, глядя, как она удаляется.
– На что им надеяться, что они могут получить от всего этого? – пояснила она.
– «Надеяться» не нужно. Гораздо лучше оставить всякую надежду.
Она сделала еще одну попытку уточнить свой вопрос:
– Что ученики извлекут для себя из этих поездок, Мигель?
– Осознанность.
Он взял ее за руку и повел к ступеням на площади Ада, которая олицетворяет большой базар митоте. На ярмарке человечества каждый что-то продает и каждый что-то покупает. Все говорят, и никто не слушает. «Как вот это может стать началом чего бы то ни было, не говоря уж о пути на небеса?» – думала она. Мигель посмотрел вдаль через площадь – за ней стояла небольшая пирамида, посвященная богу Кецалькоатлю. Вот откуда надо будет начинать, говорил он. Ученики должны будут оставить за спиной свой личный ад и совершить прыжок в непостижимое. Они должны будут отбросить свои убеждения и обрести осознанность.
– Осознанность, – повторила Дхара. – Да, но как?
– Они перестанут верить себе.
– Ну, может быть… – с растущим беспокойством сказала Дхара. – Но мы должны дать им что-то. Им нужно во что-то верить.
– Ты так считаешь? – спросил он.
Он все смотрел через площадь, видя то, что увидеть нельзя, и думая о том, что принесет этот день, – с ними приехало шестнадцать учеников, и некоторые из них были настроены весьма решительно. Было раннее утро, но осталось уже меньше часа до того, как ученики начнут собираться здесь.
– Без веры, без убеждений… – начала было она, но слова ее растворились в гнетущей тишине. – Мигель, ради бога! Скажи, что они будут здесь делать? – пыталась она добиться от него ответа.
– Они увидят, в чем обманывают себя, и отбросят свои ложные верования.
– Отбросят? Как? Мы… мы что, расскажем им, что Санта-Клауса не существует?
– Мы расскажем им, что не существует их самих. Они узнают, что их сфабриковали.
– Сегодня? Вот так сразу?
Мигель рассмеялся и обнял ее, чтобы подбодрить.
– Сегодня, – сказал он. – Мы начнем с ада. Отправной точкой будет митоте – видение человечества. У них будет возможность признать, что они находятся в аду, и решить, хотят ли они из него выйти.
– Так… И как же они будут из него выходить?
– Для этого им нужно понять, что их там держит.
Находясь здесь, он мог представить себе путь, который за все эти столетия прошли многочисленные ученики под руководством безупречных мастеров. Недавно посвященные сталкивались здесь лицом к лицу со своими демонами – страхами и худшими из своих суждений.
– Что же держит нас в аду? – спросила Дхара.
– Обычно приводится много отговорок, но ни одна не оправдывает такого положения вещей, – ответил он. – Человечество предрасположено к страданию, и есть тысяча оправданий этому.
По хмурому взгляду Дхары видно было, что она не очень ему верит.
– Предрасположено? Значит, ты хочешь, чтобы они покончили с этим и увидели свои отговорки. Ты предлагаешь им перестать лгать самим себе.
– Вот именно.
Она намеренно вдохнула и выдохнула, не зная, что делать дальше.
– Мне можно начинать?
– Конечно! Давай! – воодушевленно сказал Мигель.
Оставив ее одну, он отошел к дальнему краю лестницы и сел там.
Дхара нашла себе место, где можно было почувствовать некоторое уединение, и предалась медитации. Она просматривала свою жизнь. Через несколько минут она взглянула на Мигеля. Лицо ее начинало мрачнеть.
