– Оно у тебя и сейчас есть, madre.
После этих слов Сарита снова замолчала и погрузилась в раздумье. Она снова посмотрела в окно. Луна оставалась на том же месте. Но оба дерева как будто стали больше. Они безмятежно соседствовали, идеально подходя друг другу, – благородные и величественные. Тишина ночи лишь подчеркивала их великолепие, огромные ветви тянулись к небу, в стороны и к ней. Она смотрела на них, и вдруг одно из деревьев стало постепенно исчезать, как видение, сотканное из тумана. Сарита закрыла глаза. Когда она снова открыла их, оба дерева, как и прежде, четко вырисовывались на ярком фоне луны.
– Ты говоришь, она досаждает тебе – «надоедает немного», – сказал ее сын.
– Да, но не очень, – согласилась она.
– А в видении человечества она играет очень большую роль.
– В видении?..
Сарита запнулась, почувствовав опасность. Хотя она еще не совсем пришла в себя, какая-то часть ее стала необыкновенно чувствительной ко всему, что происходило. Она поняла, что Мигель, так уютно беседовавший с ней, сейчас скажет ей что-то такое, что она не хотела бы услышать. Ей стало ясно, что тело ее спит, но сон, который она сейчас видит, требует от нее полного внимания. Сын наклонился к ней и заговорил.
– Для того, кто живет осознанно, она и демон, и ангел, и враг, и союзник, – сказал он.
– Демон? – повторила она и удивилась тому, что ей стало стыдно от этого слова.
– И ангел.
Сарита пристально смотрела на Мигеля, лицо которого оставалось на удивление бесстрастным.
– Мы подчиняемся Лале, уже произнося наши самые первые слова, – продолжал он. – Она овладевает нами, нашим умом и телом. А что такое демон, как не тот, кто обладает силой вселиться в другого? Ее слава возносит нас, и ее же прихоть нас низвергает. Но, научившись осознавать, мы можем наконец увидеть ее, посмотреть ей в лицо – побороться с ней, если нужно, – и отвоевать свою свободу.
– M’ijo, ты хочешь сказать, что… я одержима? – с нехорошим предчувствием проговорила она.
– Древо познания прорастает в голове каждого человека, после того как он отведает его семени. Каждый может задать себе вопрос: «Какие плоды оно приносит? Страх оно рождает или уважение? Какой у них вкус – нектара или горького яда?»
Его голос отдавался эхом в тишине. Сарите хотелось проснуться, но тело отказывалось повиноваться.
– Лала… вселяется? – Старушку обеспокоили эти слова. – А мне она кажется вполне безобидной. Она просто паразит, вот и все.
– В пустыне Сатана был страшен, – мягко сказал сын, – он, можно сказать, производил впечатление.
Пальцы Сариты теребили ночную рубашку.
– Сатана в саду не так пугал, – продолжал Мигель. – Он в основном надоедал – и его было легко осадить.
– Не надо смеяться над этой историей, m’ijo, – укорила она его.
– Это история каждого человека. Восприятие меняется с ростом осознанности, Сарита. То, как ты сейчас воспринимаешь Лалу, – это мера твоей осознанности.
Так что же, эта женщина – сатана или нет? Сарита вдруг почувствовала себя слишком старой и слишком усталой, чтобы пытаться это понять. Почему ей никак не проснуться?
– Сатана – это искаженный образ Бога, – сказал сын, отвечая на ее мысли, – так же как знания – это искажение истины.
– Я не стала бы водить компанию со злом, если б знала, что это зло, дитя мое, – тихо сказала Сарита.
– Зло возникает, когда верят в ложь, и тебя ему никогда не завоевать. Что касается Лалы, то ты ее видишь в общем такой, какая она есть, – она очаровывает, она красива, но веры твоей не заслуживает. – Он взял ее за руку. – Ты видишь в ней просто зануду.
– Но иногда я вижу в ней…
Смутившись, она замолчала.
– Сариту? – подсказал он ей, но она не ответила. – Сарита – это не истинная ты. Так же как и Мигель, которого ты воспринимаешь, – не настоящий, хотя он и вправду достоин восхищения. – В слепящем лунном свете он поцеловал ее в щеку.
– Настоящий он или нет, а я его люблю, – со слезами прошептала она.
– Живой или нет, он всегда будет любить тебя.
Что-то царапнуло по оконному стеклу, и Сарита окончательно проснулась. Ей сразу же захотелось увидеть два дерева, но на фоне ночного неба видна была лишь линия крыши соседского дома. Под ветром гнулось молодое деревце жакаранды, задевая карниз крыши ветками, на которых начинали распускаться почки. Она отвернулась от окна – в темной комнате никого не было.
Лежа в одиночестве в своей маленькой кровати, Сарита глубоко дышала и пыталась собраться с мыслями. С того утра, когда у ее сына случился сердечный приступ, она проделала большой путь. Она не могла бы сказать, в каких местах побывала и как это она так поддалась чарам, – но в итоге она почему-то оказалась там же, откуда начинала. Она была у себя дома, а сына с ней не было. Она стара и скоро должна будет посмотреть правде в лицо. Нет больше почитаемой курандеры, исцелявшей умирающих. Нет больше чародейки-укротительницы, подчинявшей судьбу своей воле. Даже в состоянии транса ей не удалось вернуть ту женщину. Правда, она пока еще может пуститься во внутреннее странствие. Ей все еще подвластны силы желания. Она все еще способна на видения…
Сарита снова устремила взгляд в окно – там, в ночи, бушевал ветер. Она начинала понимать, почему нашла сына на древе жизни. Ей не нужны были объяснения Мигеля, что любовь, безусловная и неослабная, – это основа жизни. Она прекрасно знала, что любовь, ставящая условия, – это искривленный образ правды, но именно им забавляется человечество в тени символического дерева, дрожащего, как зловещий мираж, и разбрасывающего миллионы семян лжи.
Нет, ему не нужно все это ей рассказывать… И все же в это путешествие она отправилась из собственных эгоистических побуждений. Сарита выключила лампу у кровати. Потом встала с постели, нашла тапки и медленно, шаркая, направилась в кухню, истосковавшись по вкусу pan-dulce
[38] и чашечке травяного чая. Нужно найти какой-то другой способ видеть это. Ей казалось, что сын бестолково распоряжается своей судьбой, что он сбился с пути. Но разве он не счастлив? Разве он не стал воплощением самого счастья – теперь, когда освободился от образа Мигеля? Осталось ли у нее самой еще время, чтобы вкусить такой свободы?
Она размышляла об этом, маленькими кусочками ела булочку и грела пальцы о горячую чашку чая. Поставив чашку на столик в гостиной, она уселась в большое кресло. Полная раздумий, она погрузилась в сон, более глубокий, чем раньше, позволив этому мгновению – всем мгновениям – раствориться в абсолютной силе.
14
– Ты счастливая или глупая?
– Что вы имеете в виду? – спросила женщина.
