– Но мы были очень дружелюбным обманом!
– Эсикио со своими поразительными фокусами!
– Гандара со своим обворожительным… пузом!
– И давай не будем забывать нашего друга Начо…
– С его дерзкой шайкой хулиганов!
Они обнялись, награждая друг друга приятельскими тумаками. Над виллами, каменными руинами, над спящим миром всходила луна. Друзья весело и непринужденно смеялись. Их смех не смолкал всю дорогу, пока они возвращались в те светлые покои памяти, из которых пришли, – далеко от ревнивых причуд человеческого видения. Шаги их, удаляясь, звучали в унисон и наконец совсем стихли.
* * *
Сарита и Лала смотрели, как два призрака растворяются в ночи. Женщины стояли под деревом за стенами комнаты, в которой спал Мигель.
– Пусть уходят, – сказала Сарита, чувствуя, что Лала собирается позвать их.
– А, ну конечно, пускай, – ответила рыжеволосая.
– Кажется, мы здесь уже были, – прошептала Сарита.
– Гм. Наблюдали за любовниками, лежавшими в постели, – фыркнула Лала, заглядывая в окно спальни. – Чем больше все меняется, тем…
– Его здесь нет, – сказала старая женщина, одергивая шаль.
– Наверняка он здесь – точно так же, как мы здесь.
– Нет его. Там, где должен быть он, нет тепла. Он все дальше ускользает из мира живых – и от меня.
– Тогда позови его, старушка-мать, пусть вернется, – сказала ее спутница, нетерпеливо встряхнув волосами. – Он не посмеет сбежать от тебя.
Ему не нужно убегать, спокойно подумала Сарита. Она пришла попрощаться с ним, а не изрыгать злобу и нашептывать ложь, как какой-нибудь садовый вредитель. Она хотела покинуть это пространство иллюзий и оказаться в больнице, ухаживать за ним, как ей и положено. Ей хотелось прикоснуться к его настоящим, а не воображаемым рукам, поцеловать его в щеку, пожелать ему спокойной ночи. Ей хотелось любить его, по-матерински утешить в последний раз.
– Зачем я упорствовала? – вслух произнесла она. – Зачем давила на него, спорила с ним, зачем так цеплялась за прошлое?
Лала смотрела на нее с открытым ртом. Ей казалось, что ответ не требует объяснений.
– Я сделала все, что умею, – продолжала Сарита, – и все, что могла. Я все средства перепробовала, и хватит… стараться. – Вспомнив слова из другого видения, она сказала: – Воины в конце концов умирают…
– Воины умирают, не оставляя попыток! – выпалила рыжеволосая. – А как же иначе!
Старая курандера посмотрела на женщину-призрака, стоявшую рядом с ней. Они были похожи больше, чем она готова была признать, но пора этому сходству закончиться.
– Я выполнила материнский долг, – сказала Сарита, – большинству матерей такое было бы не под силу. Я читала молитвы, совершала ритуалы. Я призвала на помощь всю свою веру и веру моей семьи. Я взывала к святым и предкам, разговаривала с Богом, спорила с Иисусом. Я произносила нужные слова и верила в их силу. – Она поколебалась, глядя на Лалу. – Я, как всегда, играла в твои игры.
– И всегда будешь играть в них.
– Нет, – быстро ответила Сарита, поднимая взгляд на окно. – Мигель помог мне увидеть все таким, какое оно есть.
Лала рассмеялась бы, если бы не выражение лица старушки. Казалось, Сарите только что открылась божественная тайна. Ее улыбка мягко сияла в лунном свете. Внимание ее где-то блуждало, и сейчас она смотрела сквозь ветви деревьев, полнившие тенями ночной сад. Взгляд ее был устремлен за пределы оштукатуренных стен гостиницы, как будто ей и в самом деле видны были лежавшие за ней руины древнего города. Может быть, она бродила у пирамид, позволив воображению унести ее туда, где вдохновение создало потрясающие формы и где темнота вечно играла с пятнышками света.
– Я могу все отпустить, – сказала Сарита, словно погруженная в грезы. – Могу больше не цепляться – ни за что.
– Нет, ты никак не можешь это сделать, – категорически заявила ее спутница, почуяв мятеж.
– Я так много увидела с тех пор, как начала свои поиски, – просто сказала Сарита. – Я видела то, что вполне ожидала увидеть: знакомые вещи, знакомых людей, – но теперь лицезрела их совсем другими глазами.
– Ну разумеется, – самодовольно проговорила ее собеседница.
– Я и себя увидела по-другому, – продолжала Сарита. – Я увидела себя в тебе.
– Приятно услышать это от тебя, – осторожно ответила рыжеволосая. – И что же? Как ты выглядишь – во мне?
– Испуганной себялюбкой, – сказала мать Сарита, смягчая свои слова улыбкой. – Я выгляжу высокомерной – женщиной, которая видит только то, что хочет видеть.
– Дорогуша…
– Я женщина, которая слушает, но не хочет слышать, – не останавливалась Сарита. – В тебе я враг истины и отрицание любви.
– Ты говоришь так, как будто…
– В тебе, сеньора, я жалкое отражение себя, – заключила она. – Пора признать разницу между нами.
– Ничего нельзя признать без моего согласия.
– Тогда я попрощаюсь с тобой.
– Попрощаешься? – усмехнулась Лала, в то же время внезапно встревожившись. – Нельзя заканчивать не там, где начинал!
Обведя небольшой садик нарочито презрительным взглядом, она изрекла:
– Не здесь мы начинали наше странствие, милая сестра.
– Мы начали его в комнате, где в темноте лежали любовники.
Сарита показала вверх, на окно гостиничного номера. Ее взгляд задержался на нем, она подумала о том, увидит ли еще своего любимого сына.
– Мы начали оттуда, где я живу, женщина, туда мы и вернемся! – закричала рыжеволосая, от возмущения высоко подняв подбородок. – Я не хочу терять вас обоих!
Произнося эти слова, Лала сама себе удивлялась. Что это такое она говорит? Что она надеется доказать? Есть ведь и другие умы, с которыми можно поиграть. Всегда будут смертные, которых можно подразнить, соблазнить, которыми можно будет повелевать. Она – то, чего они жаждут. Когда она предлагает им отраву, они пьют ее. Когда она приносит им противоядие, они принимают его. Это она определяет, что хорошо и что плохо, что правильно и что неправильно. Она создает рай и ад. Она – это каждое слово, каждая тайная мысль. Она одна решает, что реально существует, ибо она владычица человеческого видения. Она La Diosa – la ultima diosa
[69].
С той же скоростью, с которой в ней прозвучали эти слова, ее гнев растворился в пустоте. Луна потемнела, сад исчез. Гостиница испарилась вместе с сотней своих постояльцев и всеми их захватывающими историями. Древние руины, шепчущие тайны мудрости среди кривых теней, растаяли во тьме.
Лала вглядывалась в туманное пространство, но ничего не могла различить. Она попыталась позвать кого-нибудь, но не смогла произнести ни слова. Старухи нигде не было, Лала теперь молчала, и видения прекратились.
