– Да при чём тут – военные, не военные?! – не сдавался девятиклассник. – У каждого сматрфон в кармане, только и знают, что на Ютюб ролики выкладывать! А если запретить – немедленно в суд! Вон как с нашей СУшкой над американским эсминцем на Чёрном море – помните? Сами матросики и сняли, и выложили, и интервью даже дали, как их флот облажался. И – никому ничего. Права человека, понимать надо!
Историк довольно ухмыльнулся – разминка набирала темп.
Весеннее утро прекрасно. Москва сегодня выглядит не по календарю, на котором всё ещё значится март: осевшие, подтаявшие сугробы, покрытые чёрной коростой, превратились в островки, стыдливо прячущиеся в тени. Небо по-апрельски голубое и бездонное, и кое-кто из прохожих уже отказался от зимнего утепления в пользу ветровок и жилеток. Асфальт под ногами светлее, и лишь вдоль трещин растекаются чёрные полосы сырости.
«Жаль, ненадолго, – думал Сёмка, весело вышагивая вдоль переулка. – Апрель, наступивший недели на две раньше срока – это, конечно, приятно. Но будут ещё и похолодания, и снегопады, заметёт ещё не хуже, чем в феврале. А ведь ещё неделька такой теплыни – и можно вытаскивать ролики».
Да, весна в этом году выдалась насыщенной. Во всех отношениях. И главное событие – их со Светкой невероятный визит в прошлое и столь же невероятное возвращение. А когда они осознали, что сутки с лишним, проведённые в 1904-м году, уложились в несколько секунд времени двадцать первого века…
От шока их спасла, наверное, та презентация по истории. Сёмка почти не помнил своего выступления – слова путались, застревали на языке, эмоции зашкаливали. Слушали его с растущим недоумением: так можно было говорить о чём-то животрепещущем, о том, что вот сейчас обожгло, зацепило – и никак отпустит. Это так не вязалось с обычной Сёмкиной манерой – слегка ироничной, отстранённой, если не по отношению к материалу, то уж по отношению к слушателям точно, – что обеспечило тишину в классе на все десять минут, пока он наконец не взял себя в руки и не умолк.
Как только Сёмка закончил, в классе повисла тишина. На всех лицах было написано: «Что это было?» Светкины глаза, полные слёз, приковывали к себе его взгляд, и поэтому слова Григория Петровича «Что ж, молодой человек… м-м-м… убедительно… я бы даже сказал, весьма убедительно» прозвучали для Сёмки как сквозь слой ваты. Он не знал ещё нового педагога: историк вошёл в класс до их со Светкой появления, и ребята не слышали, как Татьяна Георгиевна представляла его классу.
Новый историк лишь покачал головой, серьёзно глядя на Сёмку; только в зрачках прыгали смешливые чёртики. Через пару минут Сёмка с удивлением обнаружил, что обсуждает с Григорием Петровичем почему-то артурские цены, причём в дискуссии участвует и Светлана, да так, будто речь идёт о походе в супермаркет, а не о событиях более чем вековой давности!
Класс молча внимал; историчка переводила взгляд со Стёпки на нового учителя, а с него – на Светку. Та заливалась канарейкой, приипоминая, сколько стоят пирожные в кофейне Нового города и рисовые колобки в китайских кварталах. Положение спасла всё та же Татьяна Георгиевна: она ловко закруглила дискуссию, поблагодарив старшеклассников за доклад, а Сёмку со Светланой – за отличную подготовку по внеклассной работе. Григорий Петрович добавил от себя пару слов, но тут как раз подоспел звонок, и Сёмка отправился на следующий урок с полнейшей кашей в голове и персональным приглашением в исторический кружок, который собирался организовать новый учитель.
С тех пор прошло около трёх недель. Кружок собирался четыре раза; Светка посетила лишь одно заседание, после чего сослалась на загруженность и занятия английским. Сёмка не настаивал. С некоторых пор они не то чтобы избегали друг друга – скорее, произошедшее требовало осмысления один на один с самим собой. Уже на следующий день после возвращения ребята обсудили, как вести себя дальше.
Первое. О путешествии во времени – никому ни слова. Также следует пока припрятать книги и всё прочее, привезённое из 1904-го года: во избежание неудобных вопросов. Светлана не поленилась, покопалась на сайтах книжного антиквариата – дело оказалось даже не в стоимости книг, а в их великолепной сохранности. Оказывается, любая экспертиза (состав типографской краски, переплётные материалы, анализ бумаги) подтвердит, с одной стороны, их несомненную подлинность, а с другой – то, что вышли они из типографии не более двух-трёх месяцев назад. В плане подарка школьному музею – ограничиться пока патриотическими плакатами.
Второе – ключ будет храниться у Сёмки, и тот даёт страшную клятву, что не станет искать заветную дверь. Во всяком случае – в одиночку; вот подготовятся, обдумают хорошенько – тогда можно.
Третье – там видно будет.
На том они и расстались. Что уж греха таить – после возвращения Сёмка если и не бурлил от романтических ожиданий, то уж наверняка испытывал к своей невольной спутнице весьма тёплые чувства. Светлана же, напротив, решительно обозначила дистанцию: мило здоровалась на переменках, охотно смеялась шуткам, но попыток к сближению не поощряла. Сёмка поначалу хотел обидеться, но потом, подумав, решил оставить всё как есть. В конце концов, ключ у него, а там посмотрим.
Возможно, девочка, потрясённая всеми этими событиями, решила сделать вид, что ничего особенного не произошло, и хочет поскорее обо всём забыть? Может, оно и к лучшему – увидав, что сам Семён с головой ушёл в тему русско-японской войны, Светлана вполне могла бы забеспокоиться: а вдруг он намерен двинуться в прошлое в одиночку?
Сёмка и правда, увлёкся не на шутку, и новый историк охотно поддерживал этот интерес. На каждом заседании кружка разговор рано или поздно заходил об этой войне, о флоте, о кораблях – «о броненосцах», как стали говорить ребята. Интересно только, с чего Григорий Петрович принёс сегодня эту сказку с ярко выраженным политическим подтекстом? Раньше от подобных тем в кружке воздерживались.
Спорили долго – могло такое приключиться на самом деле или нет? Сёмка поинтересовался личностью автора: «Так, один малоизвестный писатель», – ответил историк, причём голос его звучал не слишком-то весело.
Может быть, автор умер или с ним случилось что-нибудь скверное? А если они с Григорием Петровичем были друзьями… Уточнять Сёмка не стал, а попросил текст – перечитать, обдумать. И теперь тощая стопочка листков, схваченная канцелярским зажимом, лежала в рюкзаке.
А до чая с кексиками дело так и не дошло.
II
«…Но однажды грозовое облако парусов вынырнуло из промозглых сумерек Ледовитого океана. Лейтенант, командовавший норвежским сторожевиком, лишь на мгновение увидел стального Левиафана старых времён – не побеждающего стихию, а танцующего со стихией. Впрочем, этого мгновения хватило для принятия единственно верного решения. Сторожевик оставил в покое русских браконьеров и резко увалился под ветер, благоразумно избежав конфронтации (как нынче модно изъясняться).
Последнее, что увидел лейтенант, прежде чем спустился полог осенней полярной мглы…
…Смерч. Безумный, сизый, мрачный, бешеный, как метеосводка Второго дня Творения.
