– Пять склянок – это шесть тридцать пополуночи. Ну да ладно, привыкнете…
Башня чуть дрогнула; оба ствола синхронно опустились, потом задрались – и снова вниз, пока не замерли, уткнувшись в невидимую точку на горизонте. Клацнув петлями, в боку распахнулся овальный люк, и из жаркого нутра башни появился офицер. Вся физиономия у него была в пятнах машинного масла; фуражку он прижимал локтем, протирая ладони ветошью. Где-то я его уже видел… но вот где? Нет, не вспоминается…
– С тебя завтра коньячок в „Звёздочке“, дюша мой! – жизнерадостно заявил новоприбывший. – У них там как раз бесподобный шустовский доставили, из Читы. Восьмилетний! И не сочти за труд – вразуми боцмана, пускай наведёт страх Божий на своих храпоидолов. Они, когда окатывали палубы перед боем, струёй из брандспойта угодили прямёхонько в амбразуру. Вот и пришлось тебе выцеливать япошат на два лаптя правее солнца. Но благодари моё доброе к тебе расположение – сгоревший предохранитель в цепи вертикальной наводки я отыскал. Сейчас гальванный старшина его поменяет, так что валандаться с ручным приводом вам больше не придётся.
Ну да, верно! Дерево перед боем обильно поливали водой, чтобы доски палубного настила не загорались от раскалённых осколков. Если верить книгам, это не очень помогало – многие русские корабли страдали в бою как раз от пожаров, причём в первую очередь горел деревянный палубный настил. Посоветовать, что ли, отодрать настил и покидать за борт? Нет, сначала надо добраться до адмирала, а уж потом давать советы. Но, выходит, они собрались идти в бой? Надо выяснить, какое тут сегодня число…»
– Да непереживай тытак, Константин Александрыч! – отозвался мичман. – Будет и коньяк в «Звёздочке», и всё прочее, чего душа пожелает, – сподобит только Создатель стать на бочку. А за цепь наводки спасибо, мои башенные будут за тебя Бога молить и даже свечки поставят у отца Алексея – конечно, если не забудут за трудами праведными. Верно, Задрыга?
– Как можно, вашбродь! – с готовностью ответствовал боцманмат. – Оченно мы благодарные, потому как службу понимаем!
Офицер, которого назвали Константином Александровичем, полез из башенной двери на палубу. Выбравшись из-под брони, он извлёк из кармана платок и принялся вытирать лицо. И тут я его узнал – с этим офицером мы познакомились в книжной лавке Померанцева. Он ещё назвал фамилию… Унковский кажется? Да, точно, минный лейтенант Унковский, Константин Александрович. А про то, что служит на «Петропавловске», лейтенант не упоминал.
Опять совпадение? Не многовато ли – после Задрыги?
– З-здравствуйте, господин лейтенант. Вы меня не помните? Я ещё покупал книжки, и вы помогли выбрать…
Минёр с недоумением уставился на меня, затем лицо его озарилось улыбкой:
– Как же, как же, припоминаю! Вы, юноша, интересовались боевыми кораблями и приобрели, если мне память не изменяет, благотворительный альбом «Русский военный флот»? Солидная покупка! А теперь вот решили углубить знания практически, нанеся визит на наш «Петропавловск»? Ну вот, сподобились в бою побывать, поздравляю! Но как вы сумели попасть на броненосец, когда эскадра выходила в море? Куда ваши родители смотрели, хотелось бы мне знать?
– Вот и мне это крайне любопытно, – заметил за нашей спиной мичман Шишко. – Несмотря на то, что у молодых людей имеется личное приглашение адмирала – всё честь по чести, подпись, печать – «дозволяется посетить с образовательными целями военный корабль Тихоокеанской эскадры».
– Дивны дела твои, Господи! – покачал головой Унковский. – Так вы заблудились? У нас здесь это очень даже просто, особенно для непривычного человека: палуба броненосца похлеще иного лабиринта. А бродить вне брони, одним, без присмотра, да ещё перед боем – занятие самое отчаянное!
– Раз уж вы такие знакомцы – может, Константин Александрович, отведёте наших гостей куда-нибудь, где за ними присмотрят? Всё равно вам на мостик, рапортовать по поводу неполадок с цепью наводки? Вот и сдадите флажкам – и пусть разбираются, каким ветром этих молодых людей занесло на «Петропавловск». Полна рубка бездельников, хоть делом займутся!
– Да ты у нас, оказывается, якобинец! – ухмыльнулся Унковский. – Как так можно про цвет нашего флота, да ещё и с главным украшением в лице самого Великого Князя Кирилла Владимировича, пребывающего при адмирале в должности начальника военно-морского отдела его штаба!
– Якобинец, якобинец… – недовольно буркнул Шишко. – Как придёте на мостик – не забудьте оттуда проверить синхронизацию, прежде чем рапортовать!
– А и то верно, – согласился минёр. – Нечего вам на палубе торчать, мало ли что может случиться. Боевой корабль – не место для праздных прогулок.
– А ты, Задрыга, чего встал? – прикрикнул мичман на ожидающего в сторонке боцманмата. – Вали в башню и крути стволы в диаметральную…
Задрыга откозырял и полез в люк. Стволы шестидюймовок дрогнули, провернулись и замерли у нас над головами. От жерл воняло чем-то тревожным. Артиллерийский порох… кордит, производное нитроглицерина, – он и должен пахнуть вот так, эфиром. Если верить авторам исторических книжек, разумеется.
Значит, броненосец недавно вёл огонь? Но никаких особых повреждений не заметно – значит, враги и не сумели попасть в корабль. Это хорошо…
Сзади снова зарокотало. Я обернулся; башня главного калибра вращалась, возвращая орудия в исходное положение – вперёд, по курсу корабля.
– Ну что, молодые люди, пойдёмте? – Унковский убрал измаранный чёрным платок в рукав кителя. – Время дорого, знаете ли…
V
– Вы хоть осознаёте, что ваше появление непременно навлечёт на головы кое-кого из моих сослуживцев грандиозную распеканку? – говорил лейтенант, галантно помогая Светлане преодолеть очередной трап. Медные поручни, истёртые тысячами башмаков ступени – одна за другой, крутые железные лесенки уводили ребят вверх, на ярусы носовой надстройки.
– Господин адмирал не в духе, да оно и неудивительно: японцы потопили «Страшный» и к тому же «Пересвет» исхитрился, выходя на внешний рейд, сесть на мель. Так что Степан Осипович непременно попеняет флаг-офицеру, мичману Яковлеву, – как так вышло, что он не знает, что вы воспользовались адмиральским приглашением и оказались на «Петропавловске» в столь неудачный момент? А тот уж, будьте благонадёжны, донесёт начальственное недовольство до лейтенанта Ладыгина, старшего офицера броненосца, ибо, – тут Унковский сбавил шаг и произнёс отчётливо, повторяя заученный наизусть текст: – Старший офицер должен всегда знать о приездах на корабль и об отъездах с оного посторонних лиц и вообще о приходе и отходе всяких шлюпок.
– Наш Александр Николаевич – милейший человек, если не брать в расчёт его собачью должность, – продолжал он с той же лёгкой иронией, что всё время сквозила в его речах. – Старший офицер броненосца, иначе никак нельзя. Так что он, при всём своём добросердечии, от души взгреет вашего знакомца, мичмана Шишко. Какже вы, друзья мои, исхитрились обмануть бдительность Борюсика? Сегодня, когда принимали с берега шлюпки, как раз он и был вахтенным офицером. И наипрямейшая его обязанность – быть в курсе того, кто и зачем является на корабль.
